Он подкинул дров в большой каменный очаг и откинул одеяло на огромной кровати с четырьмя столбиками. Разделся, принял душ, взобрался на старинную кровать и дал усталому телу погрузиться в перину, набитую гагачьим пухом.
Он подумал о Беттингере и Флинне, двух других пилотах реактивных тягачей. Сейчас, наверное, Беттингер уже подлетел к Бимини и увидел бушующее темное море там, где когда-то находилось поселение андроидов и обнесенное изгородью озеро. А Флинн прибудет туда через несколько месяцев — а то и лет, если объективно рассчитывать время. Оба возвратятся с пустыми капсулами.
Мэттыо вздохнул и повернулся на бок.
Он ничего не мог поделать. База «Бимини» перестала существовать, и говорить тут было не о чем. Он вскользь вспомнил капсулу на орбите и задумался, почему Зевс IX не захотел сбивать ее; однако пути Господни по природе своей неисповедимы и не подвергаются сомнению, и вскоре Мэттью Норт перестал размышлять и уснул.
Стук в дверь вырвал его из навязчивого сна о его погубленной юности.
— Да? — отозвался Мэтт Норт, садясь в постели. — В чем дело?
— К вам посетитель, мистер Норт.
— Посетитель? Кто?
В голосе Фаустины звучало благоговение.
— Гера Христопулос. Она ожидает вас внизу. Пожалуйста, скорее, мистер Норт.
Удаляющиеся шаги. И снова тишина.
Некоторое время он пребывал в полном оцепенении. Наконец, вырвавшись из него, Норт выбрался из кровати и вытащил из рюкзака свой лучший костюм. Облачившись в него — все это время его била дрожь, — он смочил и расчесал седые редеющие волосы. Его расстроила темная щетина на щеках — следовало бы побриться перед тем, как лечь. Но теперь было слишком поздно.
Гера Христопулос. Жена Зевса IX…
Высокая, красивая холодной красотой. Темные глаза смотрели из-под тонких черных четких бровей, и в них было нечто, напоминавшее о глубоком космосе. Темные волосы, зачесанные наверх и свернутые жгутом, рассыпаясь, ниспадали, подобно водам киммерийского источника, и вспыхивали микроскопическими звездочками, отражая огонь очага, перед которым она стояла, как изваяние. Алый саронг, держащийся на серебряной цепочке, обнимавшей шею трижды, обвивал ее статное тело и заканчивался серебряной полосой прямо над ее правом коленом.
Она отстегнула замочек на горле, удерживавший ее горностаевую мантию, и белоснежный мех мягко упал на плитки пола; в нем, словно в снегу, наполовину утонули ее ноги в сандалиях. Она высокомерно стояла в этом снегу, а отблески огня подчеркивали дерзость ее обнаженных рук и плеч и полуобнаженных ног.
Мэттью вошел, и на миг ему показалось, что он видел ее прежде. За этой нелепой мыслью тотчас пришло воспоминание, которое объясняло ее. Очень часто потомки копировали физические черты и особенности давно умерших предков. Здесь как раз и был такой случай. Это не Геру он уже видел раньше, а Диону Христопулос — жену Зевса IV, прапрабабушку Геры.
Стоило воспоминанию вырваться на волю, и оно принялось буйствовать у него в голове. Снова вокруг него сомкнулась давняя ночь — ночь, вино и смех, девушки и синтетический джин. Снова ему было сорок пять, и он чего-то боялся. Снова странное беспокойство овладело им, и внезапно прошедших с тех пор лет как не бывало: он вынырнул из душного бара Гавани на продуваемую ветром улицу.
Холод ночи ошеломил его, однако он не вернулся за своим пальто. Его радовал этот холод. Он наслаждался, позволяя ледяному ветру омывать себя, словно валуном посреди потока, упивающимся чистотой и прозрачностью этих вод. Высоко наверху виднелся Сатурн, огромный сверкающий бриллиант, повисший в небесах, омывающий ледяные равнины голубоватым светом, придающий Дому Христопулоса царственное величие, которое разрушит только дневной свет. Его беспокойство было как-то связано с легендарной постройкой. Он пошел к ней через равнины, по реке ветра.
