— Что ж, превосходно — просто превосходно! У меня дав-ным-давно не было пациентов. Порой по ночам мои пальцы трепещут, славно горят желанием выполнить свое предназначение! Исцелять, спасать, вылечивать! — Псишеэктомист повернулся к Глории Грандонуиллз. — А вы, юная леди, — вы тоже атавист? Возможно ли, что Госпожа Удача, которая столь подло обходилась со мной в мои преклонные годы, позволила явиться ко мне двум атавистам сразу?
— Меня зовут Глория Грандонуиллз, — произнесла девушка, — и если ты, старый козел, хотя бы на несколько минут перестанешь тут ломать комедию, перейдем к делу! Сколько?
Билла Хардинга потрясло столь неуважительное обращение к такому прославленному человеку, однако Смотритель, похоже, ничуть не обиделся. Вероятно, он уже имел дело с богатыми сучками.
— 1054298 долларов, — ответил он спокойно.
— 1054298 долларов! — выдохнул Билл Хардинг. — Это же больше, чем я зарабатываю за неделю!
— Не сомневаюсь, молодой человек, не сомневаюсь. Но я не сказал, что я потребую эту сумму с вас. Я назначаю цену пациентам сообразно тому, сколько они могут заплатить, а мне совершенно ясно, Билл Хардинг, что вы бедны, как церковная мышь, в то время как мисс Грандонуиллз богата, как Херстенбург. И в ее случае не надо быть снисходительным, ведь так уж вышло, что я не настолько отрешился от людских блужданий, чтобы не помнить имя Грандонуиллз. Не ваш ли папаша скупил за бесценок все виски на Скотче-IV, мисс Грандонуиллз? Или это были противозачаточные таблетки со вкусом вишневого ликера? Никак не могу точно вспомнить, что именно.
— Таблетки со вкусом вишневого ликера, — с гордостью ответила Глория Грандонуиллз. — Вишневочки.
— Ах да. Безусловно, он сколотил на этом неплохое состояние для семьи. — Смотритель повернулся к Биллу Хардингу. — Вы мне кажетесь едва сводящим концы с концами химиком, или биологом, или кем-то в этом роде. Так что для вас мой гонорар составит ровно 1000 долларов. — Смотритель поднял костюм Минотавра и перекинул через плечо. — Сейчас мы все вместе отправимся в мой дворец, и я покажу вам кой-какие редкие произведения искусства и, может быть, прочту кое-что из моих стихов.
— Ты сочиняешь стихи? — с недоверием спросила Глория Грандонуиллз. — Ты поэт?
Смотритель отвесил еле заметный скромный поклон.
— Пока лишь весьма незначительный, Мисс Грандонуиллз, однако надеюсь, что однажды поднимусь на более высокий уровень.
Глория Грандонуиллз простонала:
— Сперва чокнутый, регрессировавший на почве Эдипова комплекса, а теперь Шекспир-маразматик! — воскликнула она. — За что мне все это?!
Поскольку зенит моей жизни пройден, моим современникам может показаться странным, что мне вздумалось в столь преклонные лета направить свои усилия на поэзию и что я не сделал этого намного раньше. Что ж, во-первых, я никогда не посещал Сколледж, хотя это может изрядно удивить моих былых друзей и знакомых, которые слышали, как я беседую на старофранцузском. Вовторых, меня не сразу осенило, что я могу стать Великим Поэтом, и потому я взамен решил стать Великим Псишеэктомистом. Но теперь, так сказать, оставшись не у дел, ибо нет у них долее душ (sic) для пси-шеэктомии, я решил поведать миру в ритмической форме толику мудрости, накопленной мною посредством учения и опыта, и на языке лирики дать Человечеству понять, что я чувствую касательно некоторых аспектов человеческой природы.
Предисловие к «Полному собранию стихотворений Смотрителя-Псишеэктомиста» из Мемориальной библиотеки Смотрителя.
Билл Хардинг с Глорией Грандонуиллз прошли следом за Смотрителем-Псишеэктомистом по извилистым, петляющим коридорам лабиринта. Какую еще шутку сыграет с ними Судьба? Какие новые опасности подстерегают их во тьме и таинственной тени, чтобы сделать смехотворными их попытку обрести счастье единственным способом, какой оставила им холодная, жестокая галактическая цивилизация?
Дождавшись, пока Смотритель спрячет свой костюм Минотавра в потайном шкафу, они вскоре вышли из лабиринта и попали в переполненную людьми комнату, почти такую же огромную, как Пенсильванский космодром. Сначала Билл Хардинг подумал, что это
