Через 20 минут рядом с U-48 взорвались еще три бомбы. На этот раз сотрясение оказалось настолько сильным, что система дифферентовки, а также многие приборы управления вышли из строя. У всех подводников мелькнула лишь одна мысль: выдержит ли корпус лодки давление воды. Никто точно не знал, какое давление способна выдержать субмарина в столь тяжелых условиях.
Глубина Северного моря здесь не очень большая, поэтому Шульце принял решение продолжать погружение и лечь на грунт. Если все пройдет нормально, обнаружить лодку гидролокатором уже не удастся. Выключили все создающие шум вспомогательные механизмы и приборы: непрерывно жужжащий гирокомпас, вентиляторы и помпы.
Но надежды были напрасны — «либерейтор» снова обнаружил U-48 и начал бомбометание. Тут же подошли эсминцы и посыпались «вабос». Противный лай, с которым они взрывались, выворачивал душу наизнанку. Новые разрывы бомб причинили новые повреждения. Раковины умывальника и гальюн оказались разбиты, электролампы лопнули, тахометр в боевой рубке сместился с оси.
Теперь вся надежда была на командира. Экипаж лодки в напряжении следил за каждым его движением. Он единственный человек на борту, имеющий право решать и приказывать. Шульце прекрасно понимал, что только под покровом темноты, наступающей здесь в зимние месяцы примерно в 18.00, можно будет попытаться всплыть и уйти от противника в надводном положении.
Итак в шесть вечера U-48 снялась с грунта и продвинулась на 60 метров. Судя по всему, противник не заметил ухода лодки, так долго лежавшей на грунте без признаков жизни. В следующие 45 минут субмарина не сделала и двух миль. Однако пока все было спокойно. Шульце отдал приказ на всплытие, после чего первым выскочил на мостик, осмотрелся и увидел, что находится в кольце целого соединения британских кораблей охранения.
Сумерки только начали спускаться, видимость оставалась хорошей. Ветер стих, и волнение моря ослабело.
Лодка, почти не двигаясь, спокойно покачивалась на слабой волне. Темные силуэты кораблей вырисовывались довольно четко. Их было не меньше двух, а может, и трех десятков, готовых в любой момент уничтожить притаившуюся на грунте субмарину.
Во избежание лишнего шума командир приказал перейти на ручное управление рулями и выключить электропривод. Бесшумно повернув в сторону разрыва между двумя кораблями, показавшегося ему наиболее широким, Шульце пошел на риск. Лодку и корабли отделяло каких-нибудь 700–800 метров.
Наконец наступил момент, когда можно было запустить дизели. Сначала это не удавалось из-за повреждения магистрали водяного охлаждения, но после некоторых проволочек все же получилось.
Субмарина уходила все дальше от поисковой группы противника, а погода резко ухудшалась. К утру видимость оказалась плохая. Сильный дождь сплошным потоком заливал стоявшую на мостике вахту. Ориентироваться в такой обстановке было крайне трудно.
Где-то стороной прошел конвой противника, но неисправности лодки уже не позволяли ей атаковать транспорты. Шульце прекрасно понимал, что удачный удар по конвою явился бы сейчас лучшим средством поднять подавленное настроение экипажа, но рисковать было нельзя. Старший механик вместе со своими «циклопами» — так команда называла машинистов — продолжали устранять неполадки.
И вдруг на расстоянии каких-нибудь 100 метров мимо лодки с шумом пронеслись один за другим два эсминца, к счастью, не заметившие ее. За ними неторопливо прошли танкер и еще одно судно. Наверное, они отстали от конвоя, следующего в Англию.
Шульце уже не мог спокойно смотреть на это и решил готовиться к нападению, несмотря на то что боеспособность лодки далеко еще не была восстановлена. Только начало светать, когда в надводном положении U-48 атаковала английский танкер «Сан-Альберто» (7397 брт). Однако первая торпеда не поразила цель, вторая также прошла мимо. Вероятно, «на глазок» было взято слишком большое упреждение, а оптический прибор для определения угла упреждения оказался поврежденным. Лишь третья торпеда попала в центр корпуса танкера, который вспыхнул, взорвался и стал тонуть.
