Стакан воды - страница 60

Граф де Мирмон. До свиданья, моя дорогая!.. Не сердись на меня и не волнуйся!.. Через четверть часа карета будет здесь. (Уходит вместе с Оскаром.)

Бернарде, Сезарина (садится в кресло, на правой стороне сцены).

Бернарде(стоит перед ней). Вам, видно, очень хочется в концерт?

Сезарина. Почему вы так думаете?

Бернарде. Хоть это и не весьма лестно для всех нас, но я в этом убежден…

Сезарина. Тем лучше! Хорошо иметь дело с людьми, которые вас понимают… Итак, доктор, вчера вечером мы были у министра. Он сейчас в большой чести, и народу у него на приеме тьма… Поговорить с глазу на глаз немыслимо. Все-таки он успел мне сказать: «Хотите завтра в концерт? Моя ложа в вашем распоряжении». И добавил шепотом: «Непременно приезжайте, мне надо с вами поговорить».

Бернарде. О чем?

Сезарина. Понятия не имею… Вероятно, о законе, который завтра должен быть поставлен на голосование.

Бернарде. Говорят, закон не пройдет.

Сезарина. Министру не хватает четырех голосов… Надо их найти.

Бернарде. Откуда же мы их возьмем?

Сезарина. Там посмотрим!.. Дайте я с ним сначала поговорю.

Бернарде. Время у вас будет – концерт длинный… Если вы не сумеете между двумя номерами замолвить за меня словечко, я буду ужасно огорчен…

Сезарина. Относительно медицинского факультета?..

Бернарде. Вы знаете, меня все туда прочат! В интересах власти иметь там преданного ей профессора, оказывающего влияние на неспокойную молодежь… Это так важно – в дни волнений уметь вовремя сказать две-три фразы: «Молодые люди, студенческая молодежь, юные мои друзья!..» – и вот ты уже популярен… На лекциях у других преподавателей студенты стекла бьют, а тебя на руках носят, и это создает тебе имя, ты свой человек в высших сферах… Sic itur ad astra[34]… Простите, что я заговорил по-латыни… Привычка!

Сезарина(улыбаясь). Я все отлично поняла, доктор. Я знаю, что вы человек гениальный, знаю, какую деятельность вы развиваете, когда речь идет о ваших интересах…

Бернарде. И об интересах моих друзей… Своей обширной клиентурой я обязан вам – это бесспорно… Благодаря вашим мигреням и нервным спазмам я вошел в моду, нажил себе состояние – этого я не отрицаю… я не принадлежу к числу людей неблагодарных. Но вы ведь тоже не станете отрицать, что я, ходячая газета, домашний листок, когда прописываю лекарства или же даю советы, все время говорю о вас – о ваших вечерах, о ваших успехах… И если какую-нибудь вашу тайну огласить нельзя, а между тем необходимо, чтобы ее таинственным путем узнал весь Париж, – я тут как тут: за двадцать четыре часа все уже сделано, цель достигнута, и концы в воду… Вот она, преданность!

Сезарина(встает и протягивает ему руку). Я знаю, доктор, – вы можете на меня рассчитывать.

Бернарде. Вы поговорите с министром?

Сезарина. Сегодня же.

Бернарде. У меня такое чувство, как будто я уже назначен… Еще один вопрос, касающийся уже не меня, а вас: ваш муж ревнив?

Сезарина. Странный вопрос!..

Бернарде. Самый обыкновенный!.. Ревнив?

Сезарина. Иногда… Если мне самой это нужно, то у него появляется что-то похожее на ревность, и время от времени я этим пользуюсь… но только в случаях крайней необходимости… А почему вы спрашиваете?

Бернарде. Говорят, будто министр с вами исключительно любезен.

Сезарина. Мой муж – пайщик влиятельной газеты.

Бернарде. Понимаю!.. Но я слышал, что министр ни в чем не может вам отказать по соображениям не только политическим – по-видимому, в надежде, что в один прекрасный день вы «в великодушии сравнитесь с Оросманом»[35].

Сезарина. От кого вы это слышали?

Бернарде. Это еще только слушок… Так как же быть – не обращать на него внимания или же немедленно опровергнуть? Я передам ваши распоряжения моим друзьям. Приказывайте! Что я должен говорить?

Сезарина(холодно). Скажите, доктор, что пытаться покорить мое сердце – значит попусту терять время.

Бернарде. Так я и знал! Я был уверен, что хотя вы и окружены воздыхателями, но их поклонение на вас не действует – вы сами никогда никого не любили, и вас никто никогда не любил!