— Ирина Григорьевна, вы о чём? Какая диссертация.
— Да всё та же, проклятущая. Ты меня о чём спрашивал? Не входил ли кто в архив первого мая? Вот я тебе и говорю. Заходила одна шустрая. За диссертацией, говорит. А вышла с толстенной папкой. А зачем, спрашивается, столько бумаги с собой таскать, если всё можно на накопителе? И легче, и править удобнее.
— Ирина Григорьевна, дорогая моя! О ком вы? Кто здесь был? Какая диссертация?
— Верочка забегала. Баранова. Худенькая такая. Чернявенькая. С демонстрации шла.
— Товарищ генерал, вот что накопали.
— Не тяни, полковник, докладывай. Сутки уже прошли. Меня Кремль долбит, как дятел щепку.
— Я и не тяну. Как удалось установить, сброс могла сделать Баранова Вера Марковна. Двадцать девятого года рождения. Не замужем. Беспартийная. Вот, полюбуйтесь.
Генрал взял протянутый ему галографический снимок. С выпуклого трёхмерного изображения на него смотрела худощавая, коротко постриженная черноволосая девушка. Узкое лицо, миндалевидные глаза, не большой, капризно вздёрнутый острый носик. Тонкие губы плотно сжаты.
— Фото из личного дела архива. Работает там уже четыре года. По службе нареканий нет. Но в общественной жизни не участвует. Подруг тоже нет. Скрытная одиночка.
— Что ещё?
— Хотела стать художником. Причём, непременно, знаменитым. Но талантом бог обделил. Хотя она этого и не понимала. Я встретился с её учительницей живописи. Она характеризовала Баранову как усердную, но к сожалению, посредственную. Когда Вера поняла, что в реализме ей реализоваться не получится, то у неё начались метания. Абстракционизм, кубизм и прочее… Но и в этих направлениях она далеко не продвинулась. В общем, Вера обвинила весь мир в слепоте и зависти и ушла в подполье. Сейчас общается, в основном, с такими же как она "непризнанными гениями". Даже в выставках их участвует. Помните акцию на Манежной площади? Она тоже в ней принимала участие. Я ходил посмотреть. Ничего примечательного.
— Помню я этот сбор. Хотел было разогнать этих пачкунов, да запретили. С формулировкой "у нас в стране любая личность имеет право на самовыражение". Две недели эти художники, от слова худо, там проторчали. Пока к ним кроме дворников, вообще никто приходить не стал. ходил ли кто в архив первого мая? править проще. и на бумаге писать? _____тной подушке. рихском банке. отерпят! ве с половин
— Так вот, эта Баранова вошла в здание архива примерно в два часа дня. Вышла минут через пятнадцать. Примерно в это же время и произошёл сброс.
— Что то у тебя, полковник, всё примерно да примерно…
— О времени визита Барановой, мы знаем от сторожихи. А та на часы не смотрела. Время может сказать только приблизительно.
В этот момент в кармане полковника тихонечко запищал мобильный телефон.
— Прошу прощения, — Обратился Михеев к генералу. Вынул из кармана тонкую пластинку, и нажал кнопку ответа.
— Михеев слушает… Так… И какая?… Понятно… Молодцы! Поболтай с ней ещё, может что-то новое вспомнится!
Полковник засунул телефон обратно в карман.
— Товарищ генерал, Баранова вошла в здание в четырнадцать одиннадцать. Сброс был в четырнадцать восемнадцать. Всё сходится.
— Молодец. Полковник. Быстро на критику реагируешь — Ухмыльнулся генерал, — Как время установили?
— Работа со свидетелями. — Так же ответно улыбнулся полковник, — Сторожиху вспомнила, что когда Баранова вошла, по телевизору как раз новости шли. О том, как в стране, Первомай отмечают. Шли прямые включения из столиц республик. В тот момент, когда в архив вошла Баранова, на связи со студией был Минск. Потом ребята связались с Останкино. Минск включался в эфире с десяти до пятнадцати минут третьего.
— Молодцы. Только… Как-то всё просто, не находишь? Прямо в открытую подставляют… Документы эти липовые, легко опровергнуть. Тем более, что наши эксперты насчитали там не менее десяти процессуальных ошибок. Девчонку эту слишком легко вычислить удалось… Думаю, ты прав. Это всего лишь шумное прикрытие чего-то более мерзкого.
— Шум в западной персе поднялся очень не слабый. Ещё бы, так Союз по носу щёлкнуть. Но это побочная цель. Будем бдить…
