Около полуночи, когда в лагерях противников воцарилась тишина, в центре позиции Конде прозвучали несколько выстрелов, посеявших всеобщую панику. Обе стороны без всякой побудительной причины открыли сильный оружейный огонь, вследствие чего было убито и ранено немало солдат. С большим трудом принцу удалось навести порядок. Видя, что возобновление сражения на следующий день не обещало ему никакой большой выгоды, что его люди не в состоянии бороться, он в ту же ночь решил отступить в свой лагерь близ Пьетона. Союзники тоже ретировались с поля сражения. Их потери составили по различным данным 8–10000, а Конде — 7–8000 человек. По данным Лонгвиля на поле боя осталось 27 000 мертвых тел, а согласно реляциям принца Вильгельм Оранский потерял около 30 000 убитыми, ранеными и пленными. Скоро он отступил в Нидерланды. Каждая сторона приписала победу себе. «Если бы швейцарцы прибыли вовремя, мы бы полностью разгромили противника», — полагал, в соответствии со своим пониманием ситуации, принц.
Жертвы были неоправданными. Ожесточенное сражение 11 августа так и не выявило победителя, хотя и имело благоприятные последствия для Франции. Конде сорвал план вторжения голландского статхаудера на территорию королевства. Современники восхищались принцем во время этой битвы — к нему словно вернулась молодость, и он настолько рисковал, что под ним были убиты три лошади. Почти столько же коней разменял и Вильгельм Оранский. Но после этой 17-часовой битвы Луи Конде, идя на прием к королю, с большим трудом поднимался по большой лестнице в Версале[131].
Коалиция в Германии начала операции только в конце августа. Бурнонвилль имел 35 000 солдат против 20 000 Тюренна, наступая с севера по левому берегу Рейна, но не рискнул атаковать французов на сильной позиции за рекой Клингбах. Ему удалось скрытно переправиться близ Шпейера на правый берег Рейна и форсированным маршем пройти на юг. 25 сентября имперское войско перешло через Рейн по предоставленной ему Страсбургом переправе и перекрыло коммуникации французской армии. Попытка Тюренна остановить этот марш фланговым ударом через Филиппсбург запоздала, и к концу сентября он сосредоточил свои силы к северу от Страсбурга, фронтом на юг.
Положение было критическим: отступление французов было чревато потерей Брейзаха, Филиппсбурга, Эльзаса и, не исключено, Лотарингии и Франш-Конте. И затем противник мог вторгнуться в Шампань. К тому же курфюрст Бранденбургский поставил цель соединиться с имперской армией, и в таком случае силы Тюренна в три раза уступали бы силам коалиции. Вполне резонно опасаясь этого, король по совету Лувуа, который еще до сентябрьских маневров Бурнонвилля был скептически настроен в отношении ответных ударов маршала, предложил последнему отойти в Лотарингию, «обратив предварительно Эльзас в кучу пепла». Но после такой экзекуции Эльзас был бы навеки потерян для французского влияния. Анри вежливо отказался от предложенной стратегии, заметив, что самое дурное, что может случиться — его вынужденный отход в Лотарингию. «Я готов взять на себя всю ответственность за развитие событий и их результаты», — написал он Людовику. Он имел малую надежду на успех, решив атаковать огромную армию противника. Монарх оценил позицию своего полководца и приказал Лувуа отправить ему на помощь еще 8 батальонов[132].
Единственный шанс на успех для Тюренна заключался в том, чтобы атаковать Бурнонвилля, пока тот не соединился с бранденбуржцами. В противном случае его противник располагал бы 57 000 солдат. Об этом он открыто и с оптимизмом сказал своим офицерам и солдатам, поставив четкую задачу себе и своей небольшой армии. «Казаться веселее, чем обычно, во время наивысшей опасности», — такова была одна из его главных максим. 3 октября он с 22–23 000 человек и 30 пушками стал лагерем у деревни Хольцхайм возле речки Брюш. Перейдя с отрядом кавалеристов через единственный не разрушенный мост и произведя разведку, маршал обнаружил противника в 5 км к югу от свой позиции у деревни Энцхайм, находившейся, в свою очередь, в 10 км к юго-западу от Страсбурга. Бурнонвилль располагал 35–38 000 солдат и 58 орудиями. Со стороны Страсбурга его правый фланг прикрывал густой лес, а спереди рос виноградник. Перед его левым крылом лежала небольшая рощица, которая представлялась Тюренну и, как окажется впоследствии, и самому Бурнонвиллю, наилучшим местом для сражения. Центр противника смотрел на Энцхайм.
