– Так стоило ли вообще приставлять пистолет, чтобы сидеть теперь в зоне?
– Стоило.
– Почему?
– Я не выжил бы в зоне, если бы спасовал.
– Но и в зону бы не попал.
– Гм… в себя нужно верить: что родился не для того, чтобы сидеть в зоне. Я вот сейчас в трудной ситуации – попал в зону, а все равно думаю: не для того живу, чтобы срок сидеть. Это временно. Я сидел с одним немцем в Оренбурге, в СИЗО, спрашиваю его: «Что самое трудное в жизни?» – «Самое трудное, – отвечает, – заставить себя делать то, что не хочется». Сейчас я примерно в таком положении. Не хочется, но приходится выполнять режимные требования: ходить строем, носить робу, прикреплять бирку на грудь. Это зона. Когда выйду из нее, самое трудное в моей жизни будет позади. Надо верить в себя. Надо к чему-то стремиться, даже здесь, в колонии. Жизнь-то идет, годы проходят. И жалко будет, если впустую. Я вот смотрю, один осужденный у нас диссертацию пишет. Мне тоже многое интересно, беру книжки в библиотеке, читаю. Приходит этап в колонию – обязательно говорю с новичками, что нового на свободе… Жить можно даже здесь. Я ведь женился – думаете где? – в СИЗО. Женился, и сразу легче мне стало. Меня ждет! Жена!.. Пусть даже судимого!..
– А родители ждут?
– Ну, как сказать…
– Приезжают на свидания?
– Нет.
– Почему?
– Мать считает: сын в колонии – это позор для нее. Поэтому и не ездит.
– А как восприняли происшедшее бывшие коллеги по работе?
– Следователь запросил на меня характеристику, так вы знаете, я не поверил своим глазам, когда прочитал ее. Меня называли и неуживчивым, и вспыльчивым, и прогульщиком.
– Это соответствовало действительности?
– Нет, конечно. У начальника милиции, – я был его водителем, – никогда не было ко мне претензий. Сослуживцы, пока я работал, вроде бы уважали.
– Почему же тогда написали отрицательную характеристику?
– Я не знаю… Наверное, по принципу: утопи ближнего. Чтобы самим не запачкаться.
– В колонии трудно оставаться самим собой?
– Если быть самим собой – больше проблем станет. Придется отстаивать свое мнение. Постоянно кому-то что-то доказывать, конфликтовать. А зачем? Просто я знаю, кому и что надо говорить, – кто и что хочет услышать. Если мечтает об амнистии, я говорю: «Будет тебе амнистия». А у него еще след от фуражки на лбу не прошел, он только заехал в зону. Какая ему амнистия? Но доказывать ему что-либо бесполезно. Проще согласиться.
– Как еще зона влияет на людей?
– Зона очень сильно отупляет. Один день похож на другой. Нет новых событий, новых впечатлений. Возникает проблема общения: людям нечего обсуждать, не о чем говорить. Многие живут воспоминаниями. Вот один тут рассказывает, что он ездил на джипах…
– Ну и что с того: пусть рассказывает.
– Так он об этом каждый день рассказывает!
– Зона может перевоспитать человека?
– Вряд ли. В колонии есть молельная комната. Осужденные туда ходят, молятся. Они не каются, они просят побыстрее их освободить.
– Чем планируете заняться на воле?
– Хочу учиться на агронома. Но сейчас везде образование платное. Поэтому сначала пойду работать, чтобы накопить денег. Могу строить, лес пилить. Могу торговать на рынке.
– А в колонии вы работаете?
– Да, на пилораме.
– Возникают какие-либо проблемы?
– Проблема одна: бывших сотрудников правоохранительных органов трудно заставить работать. Потому что у них нет никакой специальности. Они ничего не умеют делать.
– Вы давно отбываете наказание?
– Больше десяти лет. Сначала я сидел на общем режиме, а потом меня перевели сюда, на строгий. И добавили срок…
– За что добавили срок?
– Да ни за что. Мне разрешили поехать в отпуск. Я приехал в Оренбург и… опять повздорил с тем директором.
– С каким директором?
– Директором завода.
– Что значит «повздорил»?
– Поговорил с ним.
– Просто поговорил?
– Да, по-мужски.
