С чего начать? Что написать?
Чтобы доходчиво и просто
Не оттолкнуть, не напугать,
А быть на равных без притворства.
Я – заключенный, Вы – вольны.
Два мира: воля и уродство
Стоят у каменной стены,
И одолеть ее не просто.
Вам одиноко, мне – вдвойне,
Вам нужен друг, а мне – подруга.
Нам нужно сделать только шаг,
И руки протянуть друг другу.
Такое вот письмо я написал этой женщине. Она живет на Камчатке. Она получила письмо и обалдела. От моих стихов!
– Где вы взяли ее адрес?
– Мне тут товарищ один сказал: «Хочешь, адрес дам?» Я говорю: «Давай». Он решил, видимо, посмеяться, говорит: «Вот, с Камчатки». Я говорю: «Давай с Камчатки». И потом меня сильно удивило, что у нее оказалась тоже такая же неудавшаяся жизнь, что с Камчатки она решила лететь сюда, ко мне, за тысячи километров. И это не фикция. Не мои иллюзии. Я на днях звонил ей. Она уже купила билет, по льготному тарифу. Она разрулила все свои дела. В школе, где она преподает английский язык, начинаются каникулы. Она взяла отпуск и вылетает ко мне. Это все-таки поступок! И значит, она родственная душа. Такая же авантюрная какая-то немножко. Я спрашиваю ее по телефону: «Валентина, а сколько стоит все это удовольствие?» Она говорит: «Не очень дорого. Билеты обошлись в одиннадцать тысяч». Я обалдел: ничего себе – недорого! Это с ума сойти. И вот Валентина сейчас для меня – генератор идей. Я хочу книгу стихов издать: «Заповедная зона – любовь», где будет лирика типа:
Наши жены ждут нас годы.
Письма пишут в непогоду.
И в любое время года
Едут на свиданки к нам.
Доля урки не проста, ребята:
Бур, столыпин и собачий шмон.
Но ведь это кончится когда-то,
А пока открою я письмо.
Я не гружусь глобальными проблемами, как перевернуть мир и бороться со злом. Нет, до этого надо дойти. Я три года, как зверь в клетке, в камере сидел. За что страдал? Ни за что. Мне сейчас покоя хочется. С возрастом меняется мировоззрение. В двадцать пять лет я был на недосягаемой высоте. Я был самый красивый, самый умный, талантливый, перспективный. В тридцать лет я уже так не думал. Но все равно в душе были остаточные явления, что я неординарная личность и что я такой весь крепкий, сильный, я еще многое смогу. А вот когда мне за сорок лет перевалило, я уже думаю совсем другое про себя: «Какой же ты урод, братец, так же нельзя жить». Это, наверное, и называется взрослением, или пониманием жизни.
– А если в перспективе посмотреть: что будет с вами еще через десять лет?
– Это страшно… Старый, дряхлый маразматик. С манией преследования. Но я, конечно, утрирую. Вообще я не знаю, что ждет меня в будущем. Я больше склонен считать, что в человеке все закладывается на генном уровне.
– Как вы считаете, в чем же заключается смысл человеческой жизни? Наверное, не в том, чтобы попасть в тюрьму?
– Я вам скажу словами поэта: «Призрачно все в этом мире бушующем. Есть только миг…» Вот за него и держись. Наша жизнь во Вселенной – песчинка, миг, зажегся человек и сгорел. А мы, со своей стороны, конечно, думаем, что прожитая жизнь – это так много. Земля существует миллионы и миллиарды лет, так же, как и наша Галактика. Мы ее продукт. Ну что мы можем изменить здесь, на Земле? Мы только все ухудшаем и ухудшаем. И экологию, и жизненный уровень. Правда, есть технический прогресс. Но и это, в общем-то, тоже тупик для развития человека. У нас тут, в колонии, есть средняя школа, которую посещают осужденные без среднего образования. Я тут спросил одного осужденного из восьмого класса: «Скажи, брат, сколько будет пятью восемь?» Он говорит: «Извини, у меня нет калькулятора с собой». Оказалось, он просто не знает таблицу умножения. Смех, да и только. Элементарных вещей не знает. Как у Булгакова, помните, из собаки хотели сделать человека, но не получилось. Решили обратно превратить в собаку. Мораль такая: родился ты собакой, то и живи собакой. А если родился человеком, то, будь добр, веди себя по-человечески, по-людски. А если у нас шестьдесят лет говорили: ага, вон интеллигент, очки нацепил, галстук надел… Вырубили всю интеллигенцию под корень. Кто остался живой, эмигрировал на Запад. Там он, конечно, нужнее, чем своей стране. В России остались одни Шариковы. Вот и получился в стране бардак, беспредел и грызня собачья.
