Раньше, при Советской власти, был один ОБХСС. Теперь появились налоговая инспекция, налоговая полиция, опять же инспекция БЭП. Еще есть гаишники, которые хотят урвать свою часть «налогов». И началась борьба за сферы влияния. Я приезжаю куда-нибудь, веду дело, нахожу недочеты, а мне потом говорят: «Ну ты чего, старик, революцию собрался делать? Ты вот что… оставь-ка это дело мне, а я потом разберусь». Или другой вариант отмазать нарушителя, когда тебе говорят: «Хорошо, ты вскрыл нарушения, и мы вынесем нарушителю предупреждение». А там, по делу, минимальным штрафом не обойдешься. И кто говорит, что вынесет предупреждение? Не рядовой сотрудник, а начальник службы криминальной милиции – руководитель подразделения! Собирается наказать преступника бумажкой – письменным предупреждением! И наоборот, по другому случаю: провожу проверку, недостатков не нахожу. Меня вызывает начальник службы криминальной милиции, приказывает: «Вези человека в суд». То есть готовить на него бумаги. Я отвечаю: «У меня на него ничего нет». Начальник только машет рукой: «Я позвоню в суд, все улажу. Готовь бумаги». Разговор окончен. Еду в суд. Свидетелей нет, улик нет – ничего нет, и дела уголовного фактически тоже нет, но человека закрывают в СИЗО. За что, почему? Оказывается, начальник договорился!
Случилось так, что 3 января у меня сгорел дом. Все имущество погорело, служебная форма тоже сгорела. Я пришел на работу, написал рапорт с просьбой оказать материальную помощь. Не чужое просил, а свое, так называемые детские. Жена не получала этих денег, поэтому мне было положено по месту службы.
Начальник говорит мне:
– Нет денег.
И тут же в кабинет заходит какой-то сельский участковый, свой человек, к нему на охоту начальник ездил. И начальник выписывает ему материальную помощь – три тысячи рублей на свадьбу дочери, да еще спрашивает:
– Ну что, три тысячи хватит?
Я тут же, в кабинете, стою, еще не успел выйти. Начальник посмотрел на меня и говорит:
– Ну чего стоишь, я же сказал – денег нет.
Ладно, не стал я больше ни о чем просить. Мы переехали жить к моей матери, я залез в долги.
Наступает день зарплаты – ее задерживают! Не было денег и нет по-прежнему.
А тут ударили крещенские морозы… Пишу рапорт, чтобы мне выдали служебный тулуп, каждому сотруднику он положен. Мне в ответ: «У тебя был тулуп, где он?» – «Сгорел». Слышу: как так сгорел, проведем служебное расследование, вычтем с тебя стоимость…
И вдруг меня переводят в дежурную часть с понижением в должности и зарплате. Новый удар судьбы? За что? За… связь с преступным миром!
Это вообще отдельная история. Однажды ко мне приехал начальник РУБОПа из Ачинска, он меня хорошо знал, я его – тоже, и вот он говорит:
– Мы вышли на одну группу, взять которую можно только с вашей помощью. Ты можешь, Вадим, подготовить кое-какие бумаги?
– Могу, конечно, в чем вопрос… только нужно поставить в известность начальника ГОВД [10] .
– Нет, не надо. У вас в ГОВД происходит утечка информации.
И я в обход начальника подготовил бумаги, передал их. Потом было громкое дело, о нем писали в газетах: в Ачинске раскрыли банду и все такое… Разумеется, в ГОВД пошли пересуды, что да как. Не знаю уж, о чем говорили в верхах, но только меня вскоре переводят в дежурную часть. Официально вменяют в вину реальный случай, когда я за одним столом сидел с двумя уголовными авторитетами. Это тоже отдельная история, которая произошла годом раньше.
Я был в отпуске, с братом ездил в другой город, к общим знакомым. Один из них пригласил нас в ресторан. Мы согласились, пришли, огляделись: вокруг люди как люди – в костюмах, галстуках, с женами. Отмечали юбилей нашего знакомого. У кого-то из приглашенных оказалась любительская видеокамера, он время от времени снимал на пленку хозяина стола, нас и других гостей. А потом, когда веселье было в разгаре, наш знакомый подсел к нам и стал пояснять:
– Вон тот человек – директор золотых приисков, вон его жена, а вон – телохранители. А тот человек – местный авторитет, и вон еще один авторитет…
Через год видеокассета «вдруг» попадает к моему начальству. Меня отстраняют от работы. Приезжает по моему «делу» куратор из Красноярского УВД, собирает справки, уезжает. Потом вызывают меня – к заместителю генерала. Еду, встречаюсь, объясняю. Он мне говорит:
