Спецзона для бывших - страница 123
– Да. Все это время я был под подпиской о невыезде.
– Чем в этот период занимались?
– Безусловно, после прекращения полномочий, работать в правоохранительных органах мне уже было нельзя. И с 1998 года я возглавлял юридический отдел Российского национального музея. Практически год, с 2004-го по 2005-й, шло судебное заседание. 1 августа 2005 года был оглашен приговор. А кассационное рассмотрение по нашей кассационной жалобе состоялось в июне 2006 года, то есть через десять месяцев. После чего я был этапирован сюда, в колонию.
– О вашем деле сообщалось в прессе…
– Да, на протяжении всего следствия и на протяжении всего судебного заседания я практически постоянно общался со средствами массовой информации. Но бывало, что даешь интервью, а потом читаешь и видишь там полную противоположность тому, что рассказывал. Хотя говорю это не в упрек кому-либо. Может быть, время было такое…
– Что конкретно искажалось в СМИ при освещении вашего уголовного дела?
– Могу сказать, положа руку на сердце… была банда мошенников, это были люди исключительно гражданские, как их можно назвать, бытовики. Их было, наверное, человек пять. Чем они занимались? Как рассказал предводитель этого преступного сообщества, он по заданию начальника РУБОПа города Москвы отсуживал приватизированные квартиры, оставшиеся после смерти людей, у которых не было наследников. Либо не приватизированные квартиры. А жена начальника РУБОПа была председателем моего суда. Заместитель председателя этого же Бутырского суда проходила со мной по делу как вторая обвиняемая. Какая была схема преступления? Они через ЖЭК и через участковых находили вот эти квартиры. После того как квартира освободилась, то есть где человек умер, они соответственно готовили документы. Они подделывали завещание, они подделывали какие-нибудь… Просто когда возбудили уголовное дело, у того человека, который был организатором этого преступного сообщества, нашли десятки печатей, штампов нотариальной конторы, судов, отделений милиции. Тем более «крыша» у них была такая серьезная. Это его слова, на судебном заседании он об этом рассказал. Когда слушалось уголовное дело в отношении нас, судей, он выступал в качестве свидетеля. И вот буквально при мне он это говорил.
– Что именно он говорил?
– Что «крыша» – начальник РУБОПа города Москвы, который ему сказал, что двадцать квартир или тридцать квартир он должен отработать. А для того чтобы его не «кинули», квартиры надо проводить через Бутырский суд, где председателем суда была его жена. Но нужен еще судья, который проводил бы эти квартиры, то есть дела рассматривались бы. Они не рассматривались по закону, как потом уже было восстановлено. Потому что не было людей фактически. Все были подставные. Значит, что делалось? Когда освобождалась квартира, подделывалось завещание. И нужны были люди, на которых оформить это завещание. У него был человек, одна женщина, которая занималась этим вопросом. Она в глубинке находила людей, которые приезжали сюда, на них оформлялось это завещание, они ездили в нотариальную контору, они ездили в суд, они ездили в Комитет по регистрации прав на недвижимое имущество. Регистрировалось решение суда. И уже впоследствии эту квартиру продавали. Судья, которая слушала, если можно так сказать, эти дела, – вот она как раз работала в моем суде, она была заместителем председателя. Как она потом сказала, что на нее надавила председатель суда, и она вынуждена была «слушать» эти «дела». Таких решений у нее было порядка ста. Как рассказал на судебном заседании организатор преступного сообщества, что сначала он работал на начальника РУБОПа, а потом ему захотелось поработать на себя – соблазн велик, деньги большие. Но как можно на себя работать, если все дела учитывались по канцелярии?
Поэтому ему ничего другого не оставалось, как подделывать печати судей. Все эти дела происходили в 1994–1998 годах. Поначалу он делал все так, как ему говорили, то есть через судебное решение, через судебное заседание. А потом понял, что можно обойтись одной копией решения суда, даже поддельной. На судебном заседании присутствовал человек, который признал, что печати судей он подделывал. Более того, у этого человека были изъяты печати судей, в том числе моя печать. И было установлено, что печати подделывались. При помощи поддельных печатей и поддельных подписей эти квартиры продавались. Когда началось следствие, было установлено, что от моего имени есть порядка двадцати копий решений суда на признание права собственности на жилое помещение. Провели экспертизу. Оказалось, что семнадцать копий решений – поддельные, а три якобы подписаны мною, и печати на них якобы стоят подлинные. Потом оказалось, что эти три копии решения были датированы тем периодом времени, когда я находился в отпуске в Сочи. Это подтверждает мое безусловное алиби. Тем не менее, суд проигнорировал все это. Когда судья огласил приговор, пришел конвой и надел мне наручники. Было очень тяжело пережить это психологически. На суде присутствовала пресса, и на меня были направлены камеры. Я знал, что по всем каналам покажут все это. И я старался, как мог, чтобы не выдать никак свое психическое состояние. Приговор огласили часов в пять или шесть вечера. Вначале мы заехали в шестой изолятор, в Печатники, там двух женщин высадили. Потом меня повезли на «Матросскую тишину», где передали другому конвою, и с другим конвоем я приехал на Бутырку. В Бутырке несколько часов проводились всякие мероприятия: дактилоскопирование, анализы крови брали… Потом час или больше я просто сидел и ждал, пока придут за мной. И где-то в час ночи, может быть, во втором часу меня подняли в камеру. Когда открыли дверь… это было угнетающее зрелище! Одно дело смотреть это все по телевизору, и другое дело – ощутить это на себе. Когда видишь перед собой двухъярусные кровати, на спинках кроватей висит одежда, и этот запах… Понимаете, когда меня подняли в камеру… Люди, которые сидят в СИЗО, они смотрят, в основном, такие передачи, как «Чрезвычайное происшествие», «Дежурная часть», где обсуждается криминальная хроника. Час назад они смотрели по телевизору, как меня арестовывали. И как мне потом сказали, они уже знали, что меня привезут, но не знали, в какую камеру. Камера оказалась достаточно большая – на двадцать две койки. Но в камере было порядка тридцати человек. Если бывших сотрудников арестовывают, так это, как правило, работники милиции. А поскольку я был судья, а судей сажают достаточно редко, то на себе я испытал отношение бывших работников милиции. Безусловно, никого из них я раньше не знал. Но тем не менее они были настроены не очень дружелюбно в отношении меня. Мне сразу поставили в упрек, что я судья и что все судьи такие-сякие. Но это был всплеск эмоций. Конкретно никто не мог меня ни в чем обвинить, поскольку я ничего конкретного никому не делал и поскольку этих людей видел вообще в первый раз. Но, так или иначе, мне пришлось привыкать к этим новым условиям. 27 июня 2006 года меня привезли в колонию. Информация, похоже, опережала столыпин. Потому что когда я приехал сюда, тут уже знали, что в колонию едет отбывать наказание столичный судья.
