я бы и Гитлеру подписался». Меня ведь когда из нашего поселка, из отдела милиции, привезли в Якутск, в следственный изолятор, то сразу бросили в пресс-хату, где сидят отморозки, они выбивают нужные показания. Я три дня с ними дрался, ну… хорошо досталось мне. Потом меня вывели… увезли в милицию, завели в какой-то подвал, и опять мне хорошо досталось.
– А на этот раз чего от вас добивались? Вы же подписали уже признание.
– Да, я подписал, что застрелил двоих старателей. Но медэкспертиза показала, что они не были застрелены и что их убили монтировкой. И теперь из меня выбивали показания, что я их не застрелил, а убил именно монтировкой. Меня опять очень долго мучили, в подвале…
– Что было потом?
– Меня снова привезли в СИЗО. В черную хату. А подполковник из красной хаты говорит мне: «Иди к нам. Ты в черной хате долго не протянешь».
– Какой такой подполковник?
– Подполковник милиции, я уже рассказывал, которого посадили из-за того, что он стал защищать меня.
– Как вы смогли общаться с ним в СИЗО? Вы же сидели в разных камерах: он в красной, вы – в черной.
– Да там между камерами были такие дыры…
– Дыры?
– Из стены вытаскивался кирпич, а на время обыска обратно вставлялся и маскировался – замазывался хлебом. На тюрьме такие дыры называют кабурами. Через эти кабуры общается вся тюрьма.
– И все это происходило в якутском СИЗО?
– Да, в якутском.
– Итак, подполковник вам предложил перейти к ним в камеру…
– И я перешел.
– Неужели так просто: захотел – и перешел?
– Да нет, я попросил – и меня перевели к ним.
– Вы сказали, что этот подполковник пытался защищать вас.
– Я знаю, что его держали на пятидесятиградусном морозе, в гараже, и требовали, чтобы он отказался от своих слов.
– Каких слов?
– Он говорил, что я никого не убивал. Он мог это доказать.
– То есть его и ваше дело в конце концов объединили в одно дело?
– Нет, его осудили за получение взятки.
– Кто ему дал взятку?
– Этого я не знаю.
– Но вы говорите, что фактически его осудили и отправили в эту зону только за то, что он пытался вас защищать.
– Да, фактически его осудили за это.
– Запутанная получается история. Кстати, а вас-то почему отправили отбывать срок в милицейскую зону?
– Не знаю. Может быть, потому, что я какое-то время сидел в СИЗО в милицейской камере. И что в моем деле оказались замешанными двое милиционеров, пытавшихся оправдать меня и за это тоже пострадавших.
Пройдя через вертушку дежурной части, мы с нарядчиком вышли на территорию производственных объектов зоны.
– Сейчас познакомлю вас с одним бывшим главой района. Интереснейший человек! Ну вот и пришли.
Мурашов толкнул дверь с табличкой «Мастер тарного цеха».
– Виктор Иванович, ты здесь? Принимай гостей.
Бывший глава района оказался седовласым человеком среднего роста. Одет он был не в тюремную робу, а в спортивный костюм.
– Ну, я пойду. К себе, – поспешил добавить нарядчик. – Виктор Иванович, потом проводишь человека? Обратно, до дежурной части.
На столе у мастера тарного цеха стопка газет и черно-белый советский телевизор. Над столом – полка с бумагами. Рядом с дверью вешалка, обжитая черной робой.
– Если хотите, я вам могу рассказать все по порядку, – разглаживая ладонью одну из газет, соглашается на исповедь осужденный. – Мне ведь скрывать нечего, поскольку я не считаю себя в чем-либо виноватым. Свою карьеру я начал с должности первого секретаря райкома комсомола. Потом заведовал орготделом райкома КПСС. Окончил Высшую партийную школу в Новосибирске, получил новое назначение – на должность второго секретаря райкома партии в одном из районов Красноярского края. В конце 1996 года меня избрали главой района. А через два с половиной года, в марте 1999-го, арестовали, вменив взятку, якобы полученную в июне 1997-го. Прежний глава района был племянником бывшего секретаря ЦК КПСС. Когда в середине девяностых началась приватизация, район буквально растащили по своим карманам власти предержащие. И я столкнулся с тем, что наполняемость бюджета по району была всего восемь процентов от нормы. А девяносто два процента шли дотациями. Раньше в районе были передвижная мехколонна, нефтебаза, два леспромхоза и другие предприятия, но теперь всего этого уже не было, всё приватизировали частники. И я стал бороться за возвращение району государственной собственности. Вернул, через суд, нефтебазу, а это вообще стратегический объект, еще вернул один леспромхоз… Была у нас ПМК – передвижная механизированная колонна, которую тоже приватизировали, а вместе с ней вдобавок котельную, водопровод и жилые дома, принадлежавшие ПМК. А мне объясняют, что якобы руководство ПМК заключило договор на поставку тепла району и якобы район не выполнил договор – не заплатил деньги. Дельцы из ПМК через судебные инстанции добились, чтобы район перечислил им деньги, и эти деньги потекли из бюджета. Астрономическая сумма…
