На цыпочках дошел до рабочего кабинета и там над листом бумаги развязал шнурок и наклонил мешочек. Посыпались камешки. Один из них под светом лампы заиграл цветной радугой. Спаситель указательным пальцем потрогал кубик, похожий на голубоватую льдинку, потом темно-желтые, как янтарь, и яркие, как весенние нарциссы, кристаллики. Потрогал прозрачные камушки с играющей внутри радугой. Это были алмазы. Разных оттенков. Пятнадцать штук. В основном необработанные. Спаситель мало смыслил в алмазах, но несколько из них, самые большие, прозрачные, с огранкой, стоили, очевидно, очень дорого. Особенно тот, что так ярко искрился под лампой.
«Если я скажу, что пришил трех человек, вы не проболтаетесь?»
В этой самой комнате Жово и сделал ему свое полупризнание. Спаситель смотрел на кроваво-красный шнурок, что змеился по белой бумаге. Наследство Жово – добыча налетчика. Нечистая совесть – а может, опасность, потому что такие камни продавать рискованно, – помешали Жово их пристроить.
– А мне что с ними делать? – спросил сам себя Спаситель.
На следующее утро, позвонив в больницу, Спаситель узнал, что улучшений у Жово пока нет.
* * *
В школе Луи-Гийю вторник стал днем дебатов, хотя мадам Дюмейе иногда об этом сожалела. Уже накануне ребята начинали у нее спрашивать: «А что у нас будет завтра?»
Мадам Дюмейе постаралась узнать как можно больше о проведении философских дискуссий в начальной школе. Об этом были написаны книги и существовали сайты. Познакомившись с ними, учительница поняла, что делает невесть что, но и дальше будет продолжать в том же духе.
– Сегодня мы с вами обсудим, что такое счастье. Об этом много говорят, но вы выскажете свое мнение. Что вас делает счастливыми?
– Деньги, – ответил Матис, не дожидаясь приглашения.
«Предсказуемый ответ», – подумала учительница.
– Счастье – быть с теми, кого любишь, – сказала маленькая Райя. У нее на глазах террористы Исламского государства убили ее дядю, мальчика-подростка.
– Это, это…
– Да, Жанно?
– Это мой ст-ст-старший брат, Фе-Феликс.
– Что значит по-латыни «счастливый», – объяснила мадам Дюмейе.
– Счастье – это когда ошибешься, а потом научишься делать правильно, – сказал Ноам.
Учительница, повесившая над доской плакат «Здесь все имеют право на ошибку», подумала, что кое-какие мысли в конце концов приживаются.
– Отдельно от подруг не получится быть счастливой, – сказала Розанна. Она теперь не стеснялась говорить, что думает. – Если я вижу, что моей подруге грустно, я грущу вместе с ней.
– Я счастлив, когда я с мамой (если только она не сердится), – сказал Поль. – Несчастлив с папой, потому что он гад.
Класс оживился. У всех нашелся какой-нибудь гад или гадина – дед, соседка, сводная сестра. Если бы у мадам Дюмейе в этот день была проверка, инспектор не погладил бы ее по головке за то, как она ведет, а точнее, совсем не ведет дебаты. Хорошо, что вмешался Лазарь и повернул разговор в нужное русло.
– Счастье – когда ты наполнил свою жизнь смыслом, – сказал он.
– Пра-а-авильно! – одобрила мадам Дюмейе.
На этот раз сын психолога ей очень помог.
Спаситель иногда говорил: «Счастье – это умение извлечь пользу из несчастья». Но, взглянув на отчаявшегося Лионеля, понял: бедняге сейчас не до формул.
– Она клептоманка.
Главной новостью дня было то, что Мейлис воровала в супермаркетах и маленьких магазинчиках рядом с домом.
– Сначала я себя успокаивал: ничего страшного, она еще не понимает, что такое общество потребления, не знает, что при выходе мы платим деньги в кассу. К тому же она клала конфеты и жевательную резинку мне в тележку, но теперь она их в рулоны туалетной бумаги зафигачивает.
– Низя так говоить, это гхубо, – поправила отца мадемуазель с высоты своих четырех лет.
– Закрой рот, влетит бегемот, – быстренько распорядился отец.
– Я смотрю, вы молодеете на глазах, – заметил Спаситель.
– Поневоле, – жалобно ответил Лионель.
– Поневоле?
– Днем и ночью один с малявкой. Скоро сдвинусь, это точно. Ни на час не могу ее сдать. Звоню Клоди, попадаю на автоответчик. От одной из ее подруг узнал, что она поехала отдохнуть к родителям. Хотел бы я знать, от чего она отдыхает. Отдуваюсь-то за все я!
