«А не сыграть ли нам снова в игру под названием „люди“?», —
Зевс Громовержец изрек, обращаясь к богам олимпийским.
Брат его, мрачный Аид, повелитель подземного царства,
Игр не любил, и Зевесу ответствовал: «Может, не надо?»
Чужды ему быстрокрылая радость, любовь, улыбка и лёгкость,
Был он доволен, коль смертные благочестиво,
Скромно, серьёзно и важно дни жизни своей проводили.
Зевсу Аида ответ не пришёлся, однако, по нраву.
С речью такою к собранию он олимпийских богов обратился:
«Вы посмотрите на смертных, что мрачно по жизни влачатся,
Вечно в заботах, расчётах, проверках и новых расчётах!
В спорах погрязли и в жалобах, жизнь, мол, тяжёлая, нет в жизни счастья,
Им бы считать и считать, всё быстрее, всё лучше, всё больше.
Всё у них планы, всё цели, задачи и новые планы;
Бегают, спорят они, суетятся в погоне за счастьем,
Сами меж тем ни минуты простого покоя не знают.
Самих себя только и видят, а слышат лишь шум своих мыслей
Плоских и глупых, как сами они; в мониторы уставясь,
Счастья с экрана смартфона как будто они ожидают.
Скучными стали они, и готовы на всё, что угодно,
Лишь бы не слышать, не видеть, не чувствовать, не замечать бы
Серой той пустоты, что в душах у них поселилась.
О, эти люди всё больше и больше и больше меня огорчают,
Жизни лишились они, рассеяны стали и жалки».
Смолк Громовержец Зевес, и речь начала Афродита,
Горькие слёзы лия: «Ты прав, о Владыка Олимпа!
Верно, приняться за игры со смертными снова должны мы,
Снова на Землю неся любовь, улыбку и радость.
Снова взрастим красоту, снова играть их научим!»
«Верно», — изрек Аполлон. «Идём же, изменим наш облик,
Втайне вернёмся на Землю, чтоб вылечить этих несчастных,
Духом наживы объятых, прибыли, пользы, расчёта.