Костас засмеялся, поэтому Лина и Эффи последовали его примеру.
– Ну, молодежь, поболтайте, – велела бабушка и испарилась.
Лина решила, что настал подходящий случай оставить Эффи с Костасом наедине.
– Пойду возьму чего-нибудь, – сказала она.
Потом она сидела одна на стуле у входа в дом и ела долмадес – невероятно вкусные конвертики из виноградных листьев с начинкой – и оливки. В Мэриленде ей тысячу раз приходилось есть греческую еду, но она была совсем не такая вкусная.
Из-за двери высунулся Костас.
– Вот ты где, – сказал он. – Хочешь посидеть одна?
Лина кивнула. Она выбрала это место в основном потому, что здесь стоял только один стул.
– Ясно.
Он был просто до невозможности красив. Темные волнистые волосы и желто-зеленые глаза. И маленькая горбинка на носу.
«Это значит, что тебе надо уйти», – с нажимом подумала она.
Костас вышел и заглянул в проулок, который вел за дом и переходил в извилистую тропинку, спускавшуюся с утеса. Показал куда-то вниз.
– Вон мой дом. – Он показал на очень похожее зданьице домах в пяти от них.
Там на третьем этаже был кованый балкон, выкрашенный ярко-зеленой краской, и с него свисала целая лавина цветов.
– Ага. Не ближний свет, – заметила Лина.
Он улыбнулся.
Она уже хотела спросить, живет ли он тоже с бабушкой и дедушкой, но сообразила, что это будет приглашением к разговору.
Костас прислонился к беленой стене у входа в проулок. А еще говорят, все греки коротышки.
– Не хочешь прогуляться со мной? – спросил он. – Я бы показал тебе Аммуди, деревушку у подножия утеса.
– Нет, спасибо, – ответила Лина. Даже не стала придумывать отговорку. Она уже давно сообразила, что парни принимают любые отговорки за повод и дальше приставать к тебе.
Костас, явно огорченный, вгляделся ей в лицо.
– Может быть, в другой раз.
Лина хотела, чтобы он ушел обратно в дом и пригласил Эффи посмотреть Аммуди, но он вместо этого не спеша спустился под гору, к себе домой.
«Жаль, что ты пригласил меня погулять, – мысленно сказала ему Лина. – А то, может быть, ты бы мне даже понравился».
Оказалось, что в лагере есть и мальчики. Особенно один. То есть их было больше одного, но для Бриджет тогда существовал только один. Судя по всему, тренер. Он стоял по ту сторону футбольного поля и о чем-то совещался с Конни. У него были темные прямые волосы и кожа на несколько тонов темнее, чем у Бриджет. Латиноамериканец, наверное. Ладная фигура полузащитника. И слишком сложное лицо для футбольного тренера – это было видно даже издалека. Он был красивый.
– Глазеть невежливо.
Бриджет обернулась и улыбнулась Олли.
– Не могу удержаться.
Олли кивнула.
– Да, красавчик, с какой стороны ни взгляни.
– Ты его знаешь?
– С прошлого года, – пояснила Олли. – Он был помощником тренера моей команды. Мы все лето слюнки пускали.
– Как его зовут?
– Эрик Ричмен. Он из Лос-Анджелеса. Играет за Колумбийский университет. Кажется, перешел на второй курс.
Значит, он старше, но не настолько.
– Ты особенно не надейся, – посоветовала Олли, прочитав ее мысли. – Тут, в лагере, строго следят, чтобы никаких неофициальных отношений. И он соблюдает это правило, хотя многие подбивали нарушить.
– Все сюда! – крикнула Конни девочкам, которые разбрелись по полю беспорядочными группками.
Бриджет сняла резинку и распустила волосы. Они упали ей на плечи, отражая гораздо больше солнца, чем положено. Она двинулась туда, где стояла Конни в окружении других тренеров.
– Сейчас я зачитаю списки команд, – сказала Конни собравшимся. Голос у нее, как у многих опытных тренеров, был такой громкий, что она могла обойтись и без мегафона. – Отнеситесь к этому серьезно, договорились? Вы будете командой два месяца, с первых тренировок до Кубка Койота в конце лета, ясно? Знайте свою команду. Любите свою команду. – Она оглядела обращенные к ней лица. – Все вы знаете, что великий футбол – это не великие футболисты. Это великие команды.
Толпа отозвалась одобрительными возгласами. Бриджет любила такие мотивирующие речи. Она знала, что это все затертые слова, но на нее они всегда действовали. А вот Тибби состроила бы брезгливую рожицу – она это прямо видела.
