Союз плуга и трезуба - страница 37

Михайль Семенко одновременно испытал влияние и Северянина, и Маяковского. Он изобрел собственную разновидность этого литературного течения, назвав ее «кверофутуризмом». («Кверо» по-гречески — «искать»). Не будет преувеличением сказать, что автор «Дерзань» оказался самым крупным искателем в украинской поэзии XX века — настоящей антитезой шевченковскому «Кобзарю», который он швырнул к своим ногам.

Любой незаинтересованный наблюдатель согласится, что будущие «символы нации» при жизни были обычными маргиналами. Занудный галицкий графоман Иван Франко, который «больше мужчин любил в своей жизни, чем женщин знал». Мамина дочка Леся Украинка, разрывающаяся между обострениями туберкулеза и литературно-лесбийскими страстями. Редактор третьестепенного журнальчика Симон Петлюра. Хитренький «ученый» Михаил Грушевский, мечтающий о должности профессора русской истории в Киеве, а вынужденный довольствоваться кафедрой непонятно чего во Львове. Никто не воспринимал их всерьез и не мучил их «творчим доробком» детишек в школе. Подавляющее большинство людей даже не догадывались о существовании этих вредных субъектов. И не только в Берлине или Париже, где их и сегодня не знают, но и в Киеве или Одессе. Что же должно было случиться, чтобы все эти комики, подобно грызунам, проникли в массовое сознание «пересічного українця», которого еще следовало создать?

А случиться должна была КАТАСТРОФА — крушение старого мира, гибель богов. Одним словом, Первая мировая война, которую никто еще не называл первой, когда она началась. Думали, будет последняя. И, главное, быстрая и победоносная! Причем, ошибались так буквально все.

Россия вступила в эту войну 1 августа 1914 года. Шли «спасать» маленькую Сербию от большой Австрии. Но скоро уже никто не хотел думать, кто прав — такое безобразие получилось.

Даже поверхностно знакомый с историей человек скажет, что Первая мировая разразилась после того, как в Сараево сербский террорист Гаврила Принцип застрелил из браунинга наследника австро-венгерского престола эрцгерцога Франца Фердинанда. Австрия выдвинула Сербии ультиматум. Белград его принял, за исключением одного пункта, требовавшего допустить австрийских криминалистов к расследованию этого преступления на территорию самой Сербии. Не удовлетворенная сербским ответом Вена двинулась в поход на Белград.

Русские вступились за сербского «братика» и объявили полную мобилизацию. Германия, связанная союзом с Австро-Венгрией, попросила эту мобилизацию отменить, а когда Николай ІІ отказался, объявила ему войну, несмотря на то, что германский кайзер и русский царь ласково называли друг друга «Вилли» и «Ники». Франция, имевшая союзный договор с Петербургом, тут же объявила войну Германии. А через несколько дней к драке подключилась еще и Великобритания, крайне удивив этим немцев, которые были готовы драться со всеми, кроме англичан, даже не имевших с ними сухопутных границ. В результате через неделю все в Европе дрались со всеми, чтобы мы имели теперь удовольствие читать такие замечательные книжки, как «На Западном фронте без перемен» Ремарка, «Марш Радецкого» Йозефа Рота и «Похождения бравого солдата Швейка» Гашека.

К сожалению, прочесть их никогда не смогут те десять миллионов солдат, угробленных за четыре года войны, которую сначала называли просто Великой, а потом, когда в 1939 году началась ее «вторая серия», — Первой мировой. Они пошли «на удобрение» новой европейской цивилизации, предпочитающей теперь выяснять отношения внутри себя без помощи оружия. Из них, по меткому выражению того же уроженца города Броды (ныне Львовская область) Йозефа Рота, «выросла кукуруза в Галиции», где происходили особенно жестокие бои. Но до сих пор стоит вопрос: неужели эти десять миллионов людей (причем, в основном молодых!) погибли из-за какого-то пожилого австрийского принца и юного сербского дурака?

В какой-то мере это правда, как ни анекдотично звучит подобная версия. Но были еще и куда более глубокие причины. Покойный Фридрих Энгельс — один из основоположников марксизма (жаль, что его теперь не цитируют, как раньше цитировали кстати и некстати) — предсказал Первую мировую еще в 80-е годы XIX века. «Для Пруссии — Германии, — писал тогда он, — невозможна уже теперь никакая иная война, кроме всемирной войны. И это была бы всемирная война невиданного раньше размаха, невиданной силы. От 8 до 10 миллионов солдат будут душить друг друга и объедать при этом всю Европу до такой степени дочиста, как никогда еще не объедали тучи саранчи… голод, эпидемии, всеобщее одичание как войск, так и народных масс… безнадежная путаница нашего искусственного механизма в торговле, промышленности и кредите; все это кончается всеобщим банкротством. Крах старых государств и их рутинной государственной мудрости; крах такой, что короны дюжинами валяются по мостовой… Такова перспектива, если доведенная до крайности система взаимной конкуренции в военных вооружениях принесет, наконец, свои неизбежные плоды».