Союз плуга и трезуба - страница 36

То, что это так, доказывает то, что одна из первых достойных статей о Семенко появилась в мюнхенском националистическом журнале «Сучасність» в мае 1989 года. Ее автор — профессор украинской литературы и языка Альбертского университета (Эдмонтон, Канада) Олег Ильницкий, не побоялся вспомнить добрым словом Семенко и украинских футуристов — его последователей. А редактор журнала — Тарас Гунчак не побоялся поставить эту статью в номер, рискуя навлечь на себя гнев «тарасопоклонников».

Между прочим, в той статье, называвшейся «Шевченко і футуристи», приводились слова младших современников Михайля Семенко, высмеивавших вслед за ним официозный культ Кобзаря: «Шановний Тарасе Григоровичу! Ви заплямовані гоппошаною просвіт», «Лозунг наш — геть Тараса іконописного!», а шевченкопоклонники назывались «шевченкоїдами».

Помните эти слова Михайля Семенко:

В 1999–2000 гг., в пору написания «Вурдалака Тараса Шевченко», я еще ничего не знал о «шевченкоборстве» Михайля Семенко. Но, открыв для себя эту историю, удивился тому, что меня ругали теми же словами, что и автора футуристической книги под названием «Кобзар». Значит, тяга к новой информации и исторической правде — не убиваема. Сам того не подозревая, я выполнил мечту украинских футуристов — показать Шевченко без штанов.

Именно этого Шевченко и боятся больше всего некрофилы от шевченколюбия. Ибо, как заметил один из друзей Семенко, футурист Гео Шкурупий, обращаясь к Шевченко: «Дотепний богемець, передовик, член товариства «Мочеморд». Ви тепер були б опудалом, як і ми, для всіх просвітянських орд!».

И тут самое время спросить: как могло появиться в украинской литературе такое явление, как автор «Дерзань»? Семенко родился в той части Украины, которая породила больше всего литературных талантов, — на Полтавщине. Из этих мест происходили и сам литературный украинский язык, и основатель украинской литературы Иван Котляревский, и Николай Гоголь, которому эта литература была тесна, как детские штанишки взрослому, и такой современник Семенко, как Остап Вишня. Край веселых и свободных людей просто не мог не родить человека, которого искренне тошнило от ежегодной шевченкофильской мертвечины.

Семенко настаивал, что Шевченко — обычный человек, и отказывался почитать его новым «богом». Тем более, что в те времена многие еще помнили живого, неотретушированного Тараса — пьяницу, обжору, скупердяя и бабника. В конце XIX века множество мемуаров о Тарасе печатал журнал «Киевская старина». Каждая интеллигентная семья в Украине подписывала это издание. Нужно было быть полным идиотом, чтобы поверить в «божественную сущность» Шевченко, начитавшись подлинных документов и воспоминаний о его похождениях.

А Семенко, слава Богу, родился в небогатой, но интеллигентной семье, жившей в маленьком местечке Хорол. Его отец был мелким чиновником, мать — писательницей. Сам Михайль учился сначала в реальном училище, а потом в Петербургском психоневрологическом институте. Он закончил только три курса. На четвертом — началась Первая мировая война, призвавшая поэта в армию и отправившая его аж во Владивосток — в радиотелеграфную роту. Но три года в Петербурге (заметьте. в том же городе, где получил развитие и талант Шевченко) навсегда сделали из Михайля Семенко футуриста — человека, влюбленного в будущее, а не приносящего жертвы прошлому.

Студент из Украины попал в столицу империи в тот самый момент, когда она переживала пик Серебряного века в литературе. Только что отгремела слава символистов. Брюсов и Блок на глазах становились историей. Всходила звезда акмеизма — Ахматовой и Гумилева. И главное — на литературную сцену, буквально наперегонки, ломились футуристы. И эгофутуристы в лице Игоря Северянина. И куда более многочисленные кубофутуристы, самым ярким из которых был Маяковский — еще не бритый налысо, но уже в желтой кофте.