— Поверил, — ответил Шалго. — Потому что они это очень ловко придумали. Однако кое-что ты тоже забыл, Миклош.
— А именно?
— Ты забыл о предпосылках. О том душевном состоянии, в котором оказался Хубер. С самого начала он знал, что я не верю ему. Он заметил, что за ним установлено наблюдение, а найдя микрофон, понял, что все его разговоры мы прослушиваем. Он все это время жил настороже. И в такой ситуации он просто не мог признаться, что заодно с Тибором и Беатой, будучи убежденным, что имеет дело с провокатором. Нет, в его положении ничего иного и не оставалось, как поступить именно так, как он и поступил…
— В данном случае не столько важно то, что думал Шалго о Тиборе, — вмешался в разговор Фельмери, — важно то, как он создал эту ситуацию. Он же мог и в первый день послать Сюча к Хуберу, но этим он только испортил бы все дело.
— Я вижу, и вы, Фельмери, считаете Хубера двурушником?
— Не знаю, — медленно проговорил лейтенант. — Во всяком случае, Шалго прав в том, что действия Хубера можно объяснить и по-иному.
— Чепуха! Разумеется, любые факты можно объяснить с разных точек зрения. Но зачем? Ведь и полковник Кара признал, что Хубер оказал нам неоценимую услугу…
Позднее, когда майор Балинт и Фельмери подъезжали к Веспрему, лейтенант, продолжая начатый разговор, сказал:
— …Шалго подозревает Хубера в чем-то, но в чем именно, никому не говорит. Несколько дней назад мы вместе с ним на лодке проделали путь, по которому Меннель направлялся к месту встречи с неизвестным. Когда мы пристали к берегу, старик вдруг принялся осматривать лодку и что-то нашел в ней, какой-то очень маленький предмет. Мне он так и не показал, что это было. Я еще спросил его, зачем он скрытничает. А он ответил, что ничего не скрывает, просто не хочет как-то повлиять на мой собственный ход мыслей, на мои выводы. Но то, что он не верит Хуберу, — это факт. Что ж, его право, и ничего от этого не изменится. Ведь Хубер скоро получит документы на выезд из страны и… до свидания! А у нас еще задача: найти убийцу!
— Все может быть, — коротко отозвался майор Балинт, которому не очень понравилось, что лейтенант Фельмери слишком уж уверовал в проницательность Шалго.
В соответствии с указаниями полковника Кары Балинт распорядился отправить Тибора и Беату в Будапешт.
Перед отправкой он еще раз допросил их. Тибор был, как и прежде, неразговорчив. Он подтвердил, что был завербован для шпионской работы Беатой. Что же касается того, когда и как он подготовил микропленки или от кого получил их, он заявил, что этого не скажет, даже если его повесят. И добавил, что жизнь потеряла для него интерес и он за нее не цепляется. Он не отрицал, что влюблен в Беату, но поскольку вместе им жить все равно не суждено — вряд ли она отделается меньше чем десятью — пятнадцатью годами, — то лучше уж вообще не жить…
На Тибора надели наручники и увели к машине. Майор Балинт велел привести Беату. Та сразу же попросила сигарету и с жадностью начала курить. Взгляд у нее был испуганный, движения неуверенные.
— Меня повезут куда-то? — спросила она.
— В Будапешт. Вся ваша группа провалилась, гражданка Кюрти, — сказал майор. — Теперь ваша судьба будет зависеть от того, как вы себя будете вести.
— Сколько лет мне могут дать?
— Это определит суд. Вынося приговор, суд обычно все взвешивает и все принимает во внимание. Если обвиняемый своими показаниями помогал следствию, это засчитывается в его пользу как смягчающее вину обстоятельство. В таком случае можно отделаться всего несколькими годами. А для женщины это много значит. Скажите, кто, по-вашему, убил Меннеля?
Беата чувствовала, что наступает самый тяжелый, самый трагический час в ее жизни. До этого она жила легко и бездумно, лгала Меннелю, лгала Гезе, своим родителям — всем, даже самой себе.
Она повернулась к Балинту:
— Если я во всем честно признаюсь, это зачтется в мою пользу?
— Разумеется.
— Хорошо. Я расскажу все, что знаю. Спрашивайте!
— Кто убил Виктора Меннеля?
— У меня нет доказательств, но я убеждена, что его убил мой жених, Геза Салаи.
— И вы могли бы повторить это при нем?
