— Не знаю. Где-нибудь там…— Фридешке замялся в нерешительности.
— Как это не знаю? Ты к кому едешь?
— К бабуле. Только сначала… еще в одно место.
— Вот так и говори. Так куда же?
— К дядюшке Гезе.
— Это еще кто такой? Дядюшек на свете много.
— Наш председатель. Вы его не знаете?
— Кого, дядю Гезу Гудулича? Кто же его не знает! Так бы сразу и сказал.
Буриан хотел, было объяснить шоферу дорогу, но этого не потребовалось. Тот знал дом Гудулича.
— И что ты все за пазуху держишься? Что у тебя там?
— Не могу сказать…
— Денежки? На карусель?
— Нет.
— Тогда, наверное, подарок для бабули.
— Тоже нет.
— Ну, тогда, значит, письмо. Угадал?
— Угадали. Мальчик замолчал.
— Кому же письмо? Дядюшке Гезе?
— Ага.— И с облегчением, словно избавившись от какой-то тайны, Фридешке сунул руку за пазуху, вынул конверт и дальше уже держал его в руке, не спуская с него глаз. Наспех заклеенный конверт расклеился.
Милицейская машина въехала в село, и облако пыли, наконец, осталось где-то позади. Пассажиры вытерли губы.
Вдруг прильнув к окну, Фридешке воскликнул:
— Бабуля! Бабуля!
По тротуару степенно шла старушка с молитвенником под мышкой. Водитель притормозил, не дожидаясь приказа.
— Остановиться, товарищ Буриан?
— Ты выйдешь, Фридешке?
— Да, да! — обрадовался Фридешке и попытался открыть дверь машины.
— Погоди, я помогу,— сказал Буриан.— Если хочешь, мы сами отвезем и передадим письмо дядюшке Гезе.
— Пожалуйста,— ответил Фридешке и протянул конверт.
— Хорошенько прихлопни дверь, не бойся! — подбодрил мальчика шофер.
Прежде чем опустить письмо в верхний карман кителя, Буриан взглянул на конверт. Его нисколько не удивило, что письмо, судя по конверту, присланное Халмади из общества пчеловодов, переадресовано председателю Бу-дуличу. Это можно было понять. Дома, еще мальчиком, он и сам, бывало, возился с пчелами на отцовской пасеке и знал, что завзятые пчеловоды, объединившиеся в это общество, похожи на сектантов и тщательно оберегают все свои открытия — новые типы ульев, способы вывода роя и тому подобное. Вот я сейчас они, наверное, решили предложить кое-что свое председателю кооператива.
Поскольку никаких особенных тайн в письме быть не могло, он пробежал его глазами.
Однако четыре строчки, нацарапанные на листке бумаги, к пчеловодству никакого отношения не имели. Буриан на секунду задумался.
—Фридешке, Фридешке! — позвал он.
Мальчик здоровался с бабушкой, целуя ее в морщинистую щеку.
—Видишь ли, Фридешке, мы, пожалуй, не успеем заехать к дяде Гудуличу. Придется тебе отнести письмо самому.
Фридешке перескочил через канаву, взял у Буриана конверт и, не удостоив его более ни одним словом, вернулся к бабушке.
Шофер включил мотор и тронул машину.
— Поезжайте потише,— сказал Буриан, достал свою книжечку и записал в нее по памяти следующее: «Геза! После того как вы вчера вечером приезжали к нам на
мотоцикле, здесь случилась большая беда. Вы, наверно, уже о ней знаете. С уважением к вам, Эржебет Халмади, урожденная Сабо».
Выйдя из машины, Буриан направился на ярмарочную площадь, а точнее, на конный базар. Солнце стояло высоко, время перевалило за полдень, и на традиционной площадке переминались с ноги на ногу десятка два коней. По всему было видно, что Буриан опоздал к разгару торгов, но, судя по тем злакам, что везде оставляют после себя лошади, на этот раз товара пригнали не очень много. Буриан спросил у двоих крестьян, знают ли они Таподи. Они не знали. Зато цыгане — перекупщики, без которых не обходится ни одна ярмарка, закивали головами.
— Знаем, знаем! Тот, что с усами, как хвост у черного кролика, а на бровях уляжется котенок? Нет, сегодня он не появлялся. А обычно ни одних торгов не пропускает!
Буриан решил подзадорить цыган:
— Ясное дело, почему не пришел Таподи. Чем вы торгуете? Заезженные клячи, кожа да кости.
— Это, по-вашему, кляча, товарищ офицер? Ошибаетесь. Такие вот больше всего по душе Таподи. А почему он любит тощих коней — этого мы уж не знаем.
— Неужто всех кляч покупает?
— Зачем всех! Он берет с разбором, по какой-то своей бумажке. Повертит лошадь во все стороны, поглядит ее зубы, заставит в поводьях рысью провести, а потом и скажет — нет, не подходит. И так чаще всего.
