— Ну а теперь беги, Фридешке. Ты ведь знаешь, где живет дядюшка Геза? — Для достоверности она пальцем указала направление.— Передай ему наше почтение, пожелай доброго здоровья и не забудь взять квитанцию за бочку, которую мы привезли на прошлой неделе в кооперативный винный погреб. Впрочем, если забудешь, тоже не беда. Когда все сделаешь, приходи сюда, в церковь, я оставлю для тебя местечко на скамье рядом с собой.
Мальчик тотчас повеселел, старушка чмокнула его в щеку, и он пустился бежать в указанном направлении. Обернулся на бегу, чтобы помахать бабушке рукой, но она уже скрылась за дверьми церкви.
Теперь его мысли вновь сосредоточились на конверте. Он даже потрогал снаружи карман куртки. Конверт общества пчеловодов успокоительно хрустнул.
По дороге к дому Гудулича, ну, может быть, чуть-чуть в стороне от нее, возвышалась та самая карусель, которую установили вчера. Карусель уже работала, ее сиденья, прикрепленные к вершине здоровенного столба железными цепями, весело крутились под музыку, извергаемую магнитофоном-шарманкой.
Но что это? За одну ночь на площади, где вчера было пустое место, выросла еще одна карусель!. Совсем другая, с расписанными во все цвета радуги деревянными лошадками и позолоченными колясочками и санями. Мастера как раз заканчивали ее собирать. Верхнее и нижнее основания карусели уже были готовы, и рабочие устанавливали парами резвых лошадок. С того места, где остановился Фридешке, он мог наблюдать за обоими сооружениями сразу, стоило лишь немного повернуть голову. Первая карусель вертелась вовсю, а вторая вот-вот собиралась последовать ее примеру.
— И умоляю вас, не говорите мне «вы» таким официальным тоном!… Тут явное недоразумение. И все из-за одной женщины.
— Допустим.
— Осенью из Будапешта приехал к нам ревизор. Наступил вечер. Надоело нам пить вино без закуски, наскучили и карты. «Давай женщин!» — крикнули мы ночному сторожу. Он разбудил какую-то молоденькую кухарку, чтобы она приготовила нам бутерброды.
— А вы ее напоили?
— Напоили. Да так, что она не только на ногах стоять, на руках не моща подняться.
— Как же звали эту кухарку?
По дороге в Иртань старший лейтенант Буриан углубился в размышления. Шофер знал, что в такие минуты мешать ему нельзя. Дорога была сухой и пыльной. Но вот вдали показались домики, и вокруг все сразу как бы ожило, зазеленело, от реки повеяло прохладой и свежестью, такой приятной после надоевшей пыли.
Таподи занимал квартиру с ванной. Пришлось подождать, пока он закончит свой туалет. Буриан сидел в плетеном кресле на террасе, выложенной разноцветной керамической плиткой, и беседовал с супругой Таподи, молодой светловолосой женщиной. От самых ступенек террасы начинался заботливо ухоженный садик. Поговорили о погоде, затем жена Таподи, одетая так, будто собиралась выйти из дому, деликатно спросила;
— Вероятно, вы из управления лесничества?
— Нет. Я из управления милиции.
Воцарилось глубокое молчание. Затем, словно очнувшись от оцепенения, хозяйка дома вскочила и скрылась за дверью, ведущей в ванную комнату. Оттуда донесся торопливый приглушенный шепот, и через минуту на террасу вышел высокий мужчина в белой спортивной майке. Под носом у него топорщились усы, и в самом деле похожие на кроличий хвостик, а над глазами нависали густые, лохматые брови. Надев сорочку и застегнув пуговицы, он сказал:
— К вашим услугам. Я понимаю, важное дело, если вы сегодня, в воскресенье…
— Это ваш собственный дом? — спросил Буриан. В глазах Таподи вспыхнул и тут же погас огонек.
— Да, мой. Располагайте мною. Итак, о чем пойдет речь?
— Это правда, что вы в ссоре с Гергеем Дубой? Таподи наморщил лоб, будто вспоминая о чем-то, хотя мог бы ответить, сразу, без размышлений.
— Дуба? Да, конечно! Я запомнил его благодаря этой необычной фамилии. Он разозлился на меня за то, что я купил у него лощадь по установленной цене. Спустя
некоторое время он узнал, что эта лошадь стоит дороже, ну и попытался изменить купчую.
Жена Таподи старалась прислушаться к разговору из комнаты, но, убедившись, что ничего не слышит, вышла на террасу и с независимым видом села в кресло.
