— Прошу товарища Раудера.
— Его нет, товарищ Келемен. Он только что ушел домой.
— А Еромош?
— Здесь. Передаю трубку.
Это был Шомфаи. Хороший парень. Оканчивает вечерний университет. Занимается историей Венгрии. Способный следователь.
— Еромош слушает.
— Здравствуй, Тиби. Я хотел только спросить, нет ли чего-нибудь новенького по делу Хуньора.
— Особенного — ничего. Послал Шенгеллера посмотреть на Эдит Чаус. Она работает в продмаге. Понимаешь, эта девушка, по-видимому, и послала открытку Хуньору.
Келемен на мгновение теряет дар речи. Он и не подозревал, что его сотрудники могут действовать тан оперативно. Это немного задевает его за живое. И все-таки здорово. Поделом ему. Разыгрывает тут, в постели, великого детектива. С пустой башкой, пустой, как бочка. И с насморком. И с температурой.
— Как вам удалось ее разыскать?
— Случайно. Когда мы отправились на квартиру Хуньора, чтобы поговорить с его женой, Шомфаи заглянул к управдому и полистал домовую книгу. У него хорошая память на имена. Вот он и запомнил, что на одном этаже с Хуньором проживал Липот Чаус и Эдит Чаус. Это была единственная Эдит, упоминавшаяся до сих пор в деле. Он сел в машину и снова поехал к управдому. От него и узнал ее адрес и место прежней работы. Старый Чаус уже умер.
— Это был дядя девушки.
— А ты как узнал?
— Случайно. Дочь Хуньора учится вместе с моим сыном. Она уже была у меня. Вы с женой Хуньора еще не говорили?
— Об этом — нет. По-моему, Женгеллер сначала должен присмотреться к магазину.
— Правильно. Жену Хуньора пока не трогайте. И Вильму тоже.
— Дочь Хуньора?
— Да. А за Эдит, мне кажется, стоило бы понаблюдать. Недурно было бы узнать, где она бывает, с кем встречается, чем интересуется.
— Ты полагаешь, она причастна к убийству?
— Не знаю. Мне только кажется странным, что она до сих пор оставалась в тени. Именно она, восемь месяцев назад пославшая миллион поцелуев Хуньору. Возможно, все это ничего и не значит, и все же немного странно.
— Понимаю, ты, конечно, прав.
— Только смотрите, Тиби, не привлекайте к себе внимания. Не спугните ее. Пусть ей кажется, что она вне подозрений. Завтра мы займемся ею. Если удастся уговорить врача, я тоже приду.
— Лучше оставайся в постели, подлечись.
— Ладно, ладно, там видно будет. Насморк не такая уж болезнь. Извини, я жду телефонного звонка. До свиданья, Тиби. Пусть кто-нибудь позвонит, когда вернется
Женгеллер.
— Даже ночью?
— И ночью. Не помешаете. Я сплю один, и телефон стоит рядом.
— Хорошо.
Ну что ж, с этим пока что кончено. Бела наливает из термоса чай с лимоном, пьет. Глотает две таблетки гермицида и кальмопирин, закапывает в нос капли и откидывается на подушки. Но тут же приподнимается — звонит телефон. Он берет трубку, что-то записывает, благодарит, кладет трубку на место. Закрывает глаза, пытаясь заснуть. Горит настольная лампа.
В полудреме он слышит, как скрипнула дверь, кто-то заглядывает к нему — он догадывается, что это сын, но делает вид, будто крепко спит. Дверь тихо затворяется. Тишина. Хорошо, что не придется говорить с Андришел о Вильме. Бела действительно устал и хочет спать. Очень устал. Он думает о Еромоше, видит, как тот разговаривает с Шомфаи, как Шомфаи берет пальто и отправляется искать Женгеллера в магазине или вблизи магазина и передает ему инструкции или берется сам наблюдать за девушкой.
А Еромош остался один? Вероятно. Может, и товарищ Синек еще не ушел? Еромош просматривает донесения других групп в поисках возможных связей с делом Хуньора. Доклады групп по борьбе с ограблениями, по охране нравственности, по поддержанию порядка на транспорте, по борьбе с наркоманией. Нет ли среди арестованных или разыскиваемых преступников таких, которые могли бы иметь отношение к делу Хуньора? Подбородок Еро-моша освещен настольной лампой, верхняя часть лица — в тени. Рука тоже освещена лампой, в пепельнице тлеет сигарета…
Наконец Бела засыпает, он спит глубоким сном без сновидений, когда входит жена и гасит лампу.
В двенадцать часов двадцать минут он просыпается от телефонного звонка, похожего на звук трещотки — телефон накрыт маленькой подушкой.
