— Спасибо, лучше чаю, если не трудно.
Мауритсон лихорадочно соображал.
Что верно, то верно — влип, и похлеще, чем думает Якобссон. Ведь у него взяли отпечатки пальцев, а это значит, что электронная машина в два счета выдаст карточку, на которой написано не Арне Леннарт Хольм, а нечто совсем другое. И пойдут неприятные вопросы…
Они выпили чаю и кофе и съели полбатона; тем временем сотрудник сосредоточенно, словно именитый хирург, оперирующий больного, вскрывал скальпелем огурец.
— Здесь ничего нет, — подвел он итог.
Якобссон флегматично кивнул, дожевывая бутерброд:
— Ясно.
Посмотрел на Мауритсона и добавил:
— С тебя и найденного хватит.
В душе Мауритсона зрело решение. Он в нокдауне, но до нокаута еще далеко. Надо встать на ноги — встать прежде, чем прозвучит роковое «аут», а оно прозвучит, как только на стол Якобссона ляжет справка из картотеки. И уж тогда, с какого козыря ни ходи, ему никто не поверит.
Он поставил на стол бумажный стакан, выпрямился и заговорил совсем другим голосом:
— Ладно, я открываюсь. Не буду больше темнить.
— Премного благодарен, — невозмутимо произнес Якобссон.
— Моя фамилия не Хольм.
— В самом деле?
— Ну да, в документах написано Хольм, но это не настоящая фамилия.
— А как же тебя величать?
— Филип Трезор Мауритсон.
— Ты что же, стыдишься своей настоящей фамилии?
— Откровенно говоря, несколько лет назад угодил я в кутузку. Ну а там, сам понимаешь, раз посидел, за тобой уже слава идет.
— Понимаю.
— Ктонибудь непременно пронюхает, глядишь, уже легавые идут проверять… прости, я хотел сказать, полиция идет.
— Ничего, я не обидчивый, — произнес Якобссон.
Он ничего не добавил, и Мауритсон беспокойно поглядел на стенные часы.
— Да и посадилито меня за ерунду, — продолжал он. — Сбыт краденого, незаконное хранение оружия — в общем, мелочи. Была еще кража со взломом, но с тех пор уже десять лет прошло.
— А все эти годы, значит, вел себя паинькой? Исправленному верить? Или стал тоньше работать?
Мауритсон криво усмехнулся, но ответной улыбки не дождался.
— Ну и куда же ты гнешь? — осведомился Якобссон.
— В тюрьму не хочется.
— Поздно, раньше надо было думать. Да и чего тут особенного. Не ты первый, не ты последний. Дня не проходит, чтобы ктонибудь не сел. Отдохнешь дватри месяца — чем плохо?
Однако Мауритсон подозревал, что краткосрочным отпуском дело не ограничится. Глядя на свои испорченные продукты, он прикидывал, что, если его арестуют, легавые начнут копать всерьез, и могут выявиться малоприятные для него вещи. А ведь у него хранится в иностранных банках приличная сумма. Так что главное сейчас — выйти отсюда. И сразу уехать из города. Лучше всего за границу махнуть, а там все наладится. Тем более что он давно задумал бросить старое ремесло. Хватит возиться с наркотиками и порнографией, и роль мальчика на побегушках у таких, как Мальмстрём и Мурен, как бы хорошо ни платили, ему тоже не к лицу. Лучше уж переключиться на молочные продукты: можно отлично заработать на контрабанде датского масла в Италию. Занятие почти легальное, и никакого риска — разве что мафия с тобой расправится. Нда…
Так или иначе, мешкать нельзя, надо принимать экстренные меры.
И Мауритсон спросил:
— Кто занимается ограблениями банков?
— Бульдо… — вырвалось у Якобссона.
— Бульдозер Ульссон, — живо договорил Мауритсон.
— Прокурор Ульссон, — поправил его Якобссон. — Стучать собираешься?
— Я мог бы кое о чем осведомить его.
— А ты осведоми меня.
— Речь идет о секретных сведениях, — ответил Мауритсон. — Неужели трудно позвонить ему?
Якобссон задумался. Он прекрасно помнил, как начальник ЦПУ и его подручные говорили, что ограбления банков важнее всего. Только одно преступление считалось еще страшнее — забрасывать яйцами посла Соединенных Штатов.
Он пододвинул к себе телефон и набрал номер штаба спецгруппы. Бульдозер тотчас взял трубку.
— Ульссон слушает.
— Это Хенрик Якобссон говорит. Мы тут задержали одного за наркотики, уверяет, будто ему чтото известно.
— Насчет банков?
— Повидимому.
— Сейчас буду, — ответил Бульдозер.
Он вломился в кабинет, горя от нетерпения.
Диалог был недолгим.
— Так о чем вы хотели нам поведать?
