— Ты права, — согласился шеф государственной комиссии по уголовным делам. — А почему тогда Поли Томссон чего-то боится? Убийство могло быть совершено, но лишь при одном условии: кто-то незаметно пробрался ночью к Альберте и закрыл трубу.
— Отпечатков пальцев не нашли, — сказал Эрк Берггрен, вставая. — У нас нет никаких оснований для такой гипотезы.
Он откланялся, и фру Вийк решительно прекратила этот разговор:
— Полли можно только пожалеть. Страх, о котором ты говорил, у нее врожденный.
Однако, когда ближе к вечеру комиссар Вийк зашел на виллу Альберты, Полли не выглядела ни испуганной, ни робкой.
— Ну, как у вас дела? Все в порядке?
В розовых джинсах и шелковом свитерке Полли казалась совсем девочкой.
— Все в порядке, сидим рядком — говорим ладком, — ответила она даже весело.
Кристер вопросительно поднял брови, и она поспешила объяснить:
— Простите, это домашняя поговорка. Еспер любит повторять ее, когда среди нас царит мир и согласие.
В эту самую минуту раздался пронзительный женский голос, уже знакомый комиссару Вийку. В холле, где стояли Полли и Кристер Вийк, было слышно каждое слово.
— Не дури, Рудольф, как можно допустить, чтобы дорогой восточный ковер остался здесь, когда сюда того и гляди хлынет грязная вода.
— Лиселотт, милая, — возразил мягкий голос пастора, — ни тебе, ни мне, ни Полли вытащить его не под силу. И я больше чем уверен, что это лишняя предосторожность. В сегодняшней газете написано, что паводок достиг высшей точки и уровень в Растэльве стабилизовался.
— В газете! Да ты ее и в руки не берешь! — ядовито сказала пасторша. — В наших местах самое страшное еще впереди. И мне очень хочется, чтобы этот ковер достался нам.
— Завещание пока не вступило в силу, — продолжал сопротивляться пастор.
В прихожей комиссар Вийк шепнул на ухо Полли:
— По-твоему, это мир и согласие?
Девушка молча поманила его за собой на просторную веранду, откуда было видно озеро.
— Лиселотт в своей стихии. Она обожает распоряжаться и командовать. А пастор предпочитает покорно терпеть. Видно, уповает на то, что вмешается господь бог и все закончится наилучшим образом. По крайней мере, богу дядя Рудольф доверяет больше, чем жене.
Комиссар Вийк обвел взглядом комнату, тонувшую в мягких майских сумерках. От его внимания не ускользнуло ни множество окон, ни обилие зелени, ни рояль, ни картины, ни ковер.
Этот ковер был настоящим произведением искусства. По краям шел темно-синий бордюр с затейливым орнаментом, а в середине по кирпично-красному полю были разбросаны стилизованные птицы и лошади.
Изучая ковер, комиссар не сразу заметил, что Полли открыла дверь в сад. Только почувствовав сырой запах озера, он поднял глаза и едва не вскрикнул.
Грязная бурая вода подошла прямо к порогу веранды и плескалась почти у самых его ног. Вода размыла крыльцо, кажется, еще немного—и она хлынет в дом. Полли привалилась к дверному косяку.
— Гляди, — шепнула она. — Там, под водой, цветы. Кристер увидел их. В траве, под толщей воды, возле изуродованного крыльца стояли стройные ряды гиацинтов. Распустившиеся, прямые как свечки, и розовые, как дом Альберты, а над ними колыхалась вода.
— Это призраки, — с отвращением сказала Полли. — Обыкновенные цветы давно бы уже задохнулись и погибли. А эти живут и дышат как ни в чем не бывало. Я их вырву… я…
На всякий случай Кристер загородил рукой зловещий дверной проем. Но девушка не обратила на это внимания.
— Во вторник я все равно их вырву, — запальчиво твердила она. — И принесу этот букет на погребение урны. Пусть у Альберты будет букет из призраков. Все равно она умерла! Все равно!
