— Полиция.
— А-а… Алло. Тут трое из полиции и с ними дама… Да.
Она опять надолго умолкла, слушая собеседника. Взглянула на Биргитту Стрём, потом сказала:
— Подождите… — и опять прикрыла ладонью трубку. — Вы родственница?
— Я его жена.
— О-о… Вы слушаете? Здесь его жена… Да, понимаю… — Она повесила трубку. — Дежурная сестра проситвас поднягься в отделение.
— Куда именно?
Она объяснила. И в голосе, и в интонации ее было что-то странное.
Хольмберг заметил это и нахмурился.
Лифт доставил их наверх; у дверей ждала медсестра.
— Вы из полиции?
— Совершенно верно.
— А это фру Стрём?
— Да, это я.
— Меня зовут сестра Улла.
— Здравствуйте…
— Прошу вас, идемте.
Они двинулись за ней. Сначала по коридору, потом она подвела их к какой-то двери и открыла ее.
— Проходите, пожалуйста.
— Он здесь? — спросила Биргитта Стрём.
— Нет…
Они вошли. Это был кафетерий.
— Как же так? Где он? — повторила Биргитта Стрём. Глаза ее расширились, и в голосе зазвучали решительные нотки: — Что это значит? Что-нибудь не так?
— Садитесь, фру Стрём. Она опустилась на стул.
— Мне очень жаль, фру Стрём. Но он умер… Биргитта медленно встала, не отрывая глаз от медсестры.
— Умер… — прошептала она. — Умер…
— Да.
Сестра взяла ее за плечи, усадила на стул и вызвала свою коллегу.
— Ждите здесь… Я схожу за доктором Гольдбергом. Она ушла.
Хольмберг быстро обменялся взглядом с Улофссоном и кивнул на Биргитту.
Улофссон молча поднял указательный палец. Хольмберг вышел в коридор и окликнул сестру:
— Что случилось? От чего он умер? И когда?
— Поговорите с доктором Гольдбергом. Сейчас я его приведу. Потерпите немного.
4
Появился доктор Гольдберг: маленький полный пыхтящий мужчина в белом халате. Дыхание не то, как у курильщика, не то, как у астматика.
— Я — ассистент уголовной полиции Хольмберг. Скажите, от чего он умер?
Доктор Гольдберг пожал Хольмбергу руку.
— Ни от чего. Он покончил самоубийством. Врач говорил с датским акцентом.
— Самоубийством?.. И когда это случилось?
— Сегодня ночью. Утром его нашли мертвым. Вены на руках были перерезаны ножом, который он получил, чтобы чистить апельсины.
У Хольмберга задрожали колени. Это уже чересчур.
Сначала ненависть — ненависть к человеку, стрелявшему в Бенгта.
Потом все переменилось: яснее и яснее вырисовывался образ стрелявшего — и ненависть угасала, обращаясь в ничто.
А теперь новый удар — самоубийство.
Погоня за человеком, медленно выступающим из тьмы. Погоня из ненависти, из одной только ненависти, не дающей сомкнуть глаз.
И вот они, наконец, разыскали его…
— Может быть, поговорим попозже, — предложил Гольдберг. — Мне надо к фру Стрём.
Улофссон и Вестерберг тоже вышли в коридор, и все трое стали ждать.
5
Биргитте Стрём сделали инъекцию успокоительного и уложили на кушетку.
— Стрёма привезли к нам в тяжелом состоянии, — сказал Гольдберг. — Он был без сознания; скверный перелом бедра, повреждение черепной кости, смещение позвоночника и тяжелые ожоги, потому что его машина загорелась. Мало-помалу он пришел в себя, но был слишком слаб, чтобы сознавать что-либо. Только в воскресенье он начал говорить, и выяснилось, что он не помнит ни того, что с ним стряслось, ни того, где он находится. Вчера он чувствовал себя сравнительно неплохо и поболтал с сестрами. А вечером ему принесли два апельсина и нож, чтоб их очистить. Его мучила сильная жажда, он много пил, а фруктовый сок в таких случаях очень полезен. И вот утром его нашли мертвым. Постель была залита кровью.
— Ночная сестра ничего не заметила? — спросил Хольмберг.
— Очевидно, нет. Он натянул простыню и одеяло до подбородка, а руки спрятал под ними. Только когда пришли его будить, то… н-да…
Он развел руками.
Некоторое время все молчали.
— Еще нашли письмо.
— Письмо?
— Да вот, — кивнул врач, — лежало в ящике ночного столика. На конверте надписано: «Биргитте». Думаю, там письмо. Во время обхода вчера вечером он попросил ручку и бумагу. Конверт я не вскрывал.
— Можно нам взглянуть?
— Не знаю… его жена…
— Она его получит, — сказал Хольмберг и посмотрел на конверт. — Гм, адреса-то нет.
— Адреса нет.
— Он что-нибудь говорил о родных?
— Только, что хочет написать жене.
