— Когда это было?
— Когда пришел отказ?
— Да.
— Сейчас скажу… Кажется, в феврале.
— Он тогда уже знал, что не уложится в срок?
— По-видимому, да… Или am было в марте? — Шёгрен задумался, потирая нос и устремив взгляд в пустоту. — Когда же он, черт побери, послал документы в ту рекламную фирму? — пробурчал он, обращаясь к самому себе.
— В марте, — подсказал Улофссон.
— Что? Выходит, вам это известно?
— Да.
— Значит, в марте? Гм. В таком случае и отказ пришел в марте. Потому что документы он послал в том же месяце. Узнав об отказе, Стефан сразу начал искать работу… да, он вечно искал работу. Только на сей раз серьезно встревожился, что к лету останется без денег и без места. Ведь последние годы он в каникулы нигде не мог устроиться.
— А родители ему помогали?
— У него только отец, столяр-краснодеревщик, уже на пенсии, живет в Несшё, и, насколько мне известно, материальной помощи от него ждать трудно, самому едва хватает. А с родителями Биргитты Стефан, похоже, никогда не был в особенно хороших отношениях. Не думаю, чтобы он рискнул попросить у них взаймы. Да, видимо, чам с деньгами тоже слабовато. Биргитта родом из Вестервика, ее отец работал на верфи, теперь его уволили по сокращению, и живет он, должно быть, на пособие. Мамаша у нее уборщица. Стефан как-то говорил. Нет, тут для него никакого просвета не видать. Вся надежда на эту рекламную фирму. Если, конечно, они дадут ему работу теперь, когда Фром умер и все такое. Но они же возьмут кого-нибудь на службу, мне так кажется.
— Когда ты в последний раз видел Стефана?
— Довольно давно. Может, он в Несшё уехал, к отцу? Во всяком случае, что-то такое я от него слышал. Фактически мы не виделись с тридцатого апреля. Он тогда говорил, что собирается домой.
— Машина у него есть?
— Машина? Нет, вряд ли. При его финансах…
— Значит, нет?
— Нет.
— А где живет Биргитта?
— Там его нет, уверяю вас.
— Может, и так, но на всякий случай. Какой у нее адрес?
— Она живет на Клостергорден.
— А точнее?
Шёгрен назвал номер дома.
5
Вернувшись в управление, Хольмберг позвонил отцу Стефана Стрёма и спросил насчет сына. Сын? Последний раз отец видел его на рождество.
Пришлось объяснить встревоженному старику, зачем полиции понадобился его сын.
— Когда вы последний раз имели от него весточку?
— Две недели назад. Я получил письмо.
— Он не писал, что думает уехать или что-нибудь в этом роде?
— Уехать? Не-ет…
6
— Там он не был, — сказал Хольмберг, входя в кабинет Улофссона.
— Да? — Улофссон с легким удивлением повысил голос и вскинул брови. Он еще больше удивился, узнав, что сын вообще не собирался в Несшё. — Странно. Где же он тогда?
— Пожалуй, стоит попытать счастья у его жены.
— Может, сперва перекусим?
— Ладно. И впрямь не мешало бы.
— Поедешь домой?
— Нет, поем где-нибудь в городе. Черт, у меня такое ощущение, что все без толку. Я вообще начал сомневаться, что убийство и покушение на Бенгта связаны с вакансией у Фрома.
— Да, и, правда, впору усомниться… Может, опять ложный след. Не исключено, что мы здорово ошибаемся.
1
Встречаясь с соискателями, они каждому задавали вопрос о его политических взглядах.
Эрик Сёдерстрём оказался центристом.
Роланд Эрн предъявил членский билет консервативного студенческого союза.
Бенгт Свенссон объяснил, что политикой совершенно не интересуется, но голосует обычно за УКГТШ.
А Стефан Стрём?
«Я ничего точно не знаю, — сказал Берт Шёгрен. — Мы об этом довольно редко говорили, хотя для меня самого политика небезынтересна. Стефан время от времени поругивал наше хреновое общество — и неудивительно, в его-то положении… В последнее время он стал очень скрытный и почти не говорил о себе. Хотя поначалу у него явно была потребность облегчить душу. Конечно, Биргитта, материальные неурядицы… Но теперь… За последние полгода… нет. Мы редко обсуждали политику».
«А разве нормально, что два человека, так хорошо знающие друг друга, как вы, не спорят о политике?» — вставил Хольмберг.
«Ну… о политических проблемах мы, разумеется, говорили, но не о партийной принадлежности и прочем в таком роде… Что касается его взглядов, гадать не буду, я не знаю. Может быть, соци… может, еще левее, а может, радикальный либерал».
