— Те пять оставшихся — тоже все выпускники университета?
— Нет. Эрик говорил, только трое. Остальные располагают опытом работы в рекламе.
— По какой же специальности надо получить диплом, чтобы годиться для такой работы?
— Ну, по психологии, по педагогике, по языкам. Главное — сам человек, его честолюбие, умение и желание приноровиться к обстановке.
— Ага… Вы не покажете нам документы соискателей?
— Сейчас посмотрю. Наверное, они у Инги в комнате. Так и оказалось. Это была черная кожаная папка-регистр, набитая бумагами.
— Похоже, тут все систематизировано, — пробормотал Хольмберг.
Сорок два скоросшивателя — по числу претендентов. Три отсева — три пачки, отделенные друг от друга серо-желтыми листами картона.
— Можно мне взять эту папку с собой?
— Н-да… — В голосе Бенгтссона послышалась неуверенность, глаза забегали.
— Для экономии времени.
— В общем-то, препятствий я не вижу.
— Отлично. Спасибо. Если угодно, вот вам расписка.
— Благодарю. Порядок есть порядок. — Бенгтссон взглянул на расписку. — Я могу вам еще чем-нибудь помочь?
— Да. Может быть, вам известно, что Инга Йонссон встречалась с молодым человеком?
— С молодым человеком? — Он покачал головой. — Нет, я не знал. Я никогда не вникал в ее личную жизнь. Так что понятия не имею.
— Да? И ни разу не видели ее в обществе мужчины?
— Нет, не видел.
— Вы случайно не знаете, никто из соискателей не прихрамывает?
— Прихрамывает?
— Да. При ходьбе.
— Нет. Я никого из них не видел. Как я уже говорил, я мало этим занимался. Этот вопрос был целиком и полностью в ведении Эрика.
2
Они опросили других сотрудников фирмы, но ничего путного не узнали.
— Из тех, кого вы видели, никто не хромал? — обратился Улофссон к молодой блондинке, сидевшей у входа, в кабинке с надписью «Справочная».
— Нет, — ответила девушка, продолжая жевать резинку и почесывать карандашом во взбитой, покрытой лаком прическе. — Говорю вам, я даже не задумывалась над тем, кто тут приходил наниматься. Знаю, были несколько человек, но я к ним не приглядывалась и никого не запомнила. Для меня это просто лица, не больше…
— Значит, те, кто шел к Фрому, просто шагали себе, не спрашивая, куда им идти?
— Ясное дело… приходят и спрашивают куда.
— Но не говорят, по какому вопросу?
— То-то и оно. Не говорят. Никогда. Скажут: мне, мол, к такому-то. А больше ни словечка.
— Вы хорошо знали Ингу Йонссон?
— Ингу? Почти нет, если хотите.
— Вы что же, даже не разговаривали?
— Почему? Разговаривали, но не то чтобы очень общались. О чем нам особо говорить-то?
— Она вам не нравится?
— Да, если уж на то пошло. — Девица равнодушно пожала плечами.
— Вы не знаете, с кем из мужчин она встречалась?
— Нет.
— И не видели ее в обществе молодого человека?
— Нет. Но я бы не удивилась… блудливая макака…
— Что-что?
— Зря я это сказала… — Она прикусила губу, и брови ее поднялись высоко-высоко, к самым корням волос. Впрочем, расстояние это было от природы невелико.
— Тут вы, пожалуй, правы, — сказал Улофссон. — Но извольте немного пояснить свои слова.
— Ну… на праздниках фирмы и на рождество она вечно исчезала с кем-нибудь или кто-то провожал ее домой.
— Кто же, например?
— Все время разные.
— Значит, никто в частности.
— Да, выходит, так.
— Ваши сослуживцы назойливы? Она хихикнула.
— Так как же?
— Ну… обыкновенно…
— Значит, и вы…
— Уж за себя-то я как-нибудь постою. Не сомневаюсь, подумал Хольмберг.
Чуть ли не поголовно все, кто путался с Ингой Йонссон, не стыдились этого и даже не пробовали утаить.
Выяснилось, что минимум семеро сослуживцев попользовались ее благосклонностью. Во время праздников.
— Я бы сказал, она была сговорчивее Аниты, — заметил очкастый художник по фамилии Грюндер.
— А кто такая Анита? — спросил Хольмберг.
— Девчонка из «Справочной», здешняя секс-бомба. Быть не может, чтобы вы ее не заметили!
— Я с ней уже потолковал, — сообщил Улофссон.
— Так она в прошлое рождество даже на столе плясала, голышом. Этакое секс-шоу для узкого круга.
И Грюндер живописал, как юная блондинка Анита Ханссон устроила стриптиз, а потом изобразила весьма рискованный танец живота.
— Не пойму, как ее жених терпит все это.
