Какого дьявола? — уговаривал он себя. Разве сотруднику полиции нельзя расслабиться? Откуда он, черт побери, мог знать, что Фрома ухлопают? Именно вечером. И как назло, именно Фрома. Именно его…
2
Утро во вторник выдалось по-весеннему безмятежное, но отнюдь не для сотрудников полиции.
— Давайте-ка еще раз прокрутим все с самого начала, — сказал Турен, — а потом опросим свидетелей и попытаемся найти хоть какую-нибудь зацепку.
Совещание проходило за большим столом в кабинете комиссара.
— Севед, может быть, ты?
— Хорошо. — Улофссон положил перед собой пачку исписанных листов. — Итак, все началось вчера вечером, в двадцать один пятнадцать. По телефону девяносто-ноль-ноль-ноль дежурному сообщили, что три минуты назад кто-то стрелял в директора Эрика Вальфрида Густава Фрома… — Улофссон излагал факты в своей обычной манере — сухо и деловито. Кое-кому это здорово действовало на нервы. — После этого опергруппу подняли по тревоге.
В двадцать один ноль-ноль Фром, его жена Анна и сын Курт Рогер с невестой вернулись из своего загородного коттеджа в Эстерлене. Машину — «мерседес двести двадцать»— вел сын. Их гараж расположен в глубине двора, за домом. Фром вышел из автомобиля у ворот, сославшись на то, что должен срочно позвонить своей секретарше Инге Йонссон.
Поставив машину, сын вместе с женщинами начал выгружать вещи. Когда они уже хотели нести походные причиндалы в дом, раздался выстрел. Все трое бросились к дому и увидели: входная дверь широко распахнута, через калитку выходит какой-то человек, а Фром навзничь лежит на пороге.
Потом с улицы донесся шум отъезжающего автомобиля. Фром был ранен. Из отверстия в груди текла кровь.
Анне Фром стало дурно, она потеряла сознание. Невеста сына едва успела подхватить ее, иначе она бы упала. Курт Рогер Фром опустился на колени возле раненого и пощупал пульс. Пульс был, хотя и слабый. Затем он вызвал «скорую» и позвонил в полицию.
Вернувшись, он еще раз проверил пульс.
Пульса не было.
Вместе с невестой они перенесли мать в дом, уложили на софу и стали ждать полицию.
Первыми на Студентгатан к вилле Фрома прибыли две патрульные машины. Следом подъехала «скорая».
Еще через двадцать минут появились, Турен, Улофссон и Хольмберг. Тремя минутами позже — Бекман и Линд-валь. А через восемь минут — судебный медик.
Предварительное расследование показало, что Фром скончался почти мгновенно, так как пуля вошла в сердце.
Был произведен осмотр места происшествия и по мере возможности опрошены свидетели.
Все они слышали шум отъезжающего автомобиля. Но только сын, по его словам, смутно припоминает, что, сворачивая во двор, видел на улице какую-то машину.
Вот что сообщил Улофссон, по обыкновению сухо и деловито.
Хольмбергу эта его манера действовала на нервы.
Он смертельно устал и находился в прескверном расположении духа. Мало того, что чуть не до рассвета работал, так нет же, пришел домой, а у дочки — ей не было и года — разболелся животик, и она всю ночь хныкала. Они с Черстин по очереди сидели возле малышки. Поэтому спал он всего-навсего час с четвертью. А утром девочка повеселела: боль как рукой сняло. Хольмберг зевнул.
— …как я уже говорил, они видели стрелявшего только со спины. Но, тем не менее считают, что это мужчина. Неуверенность вызвана темнотой. Вот, пожалуй, и все.
— Ну-с, — сказал Турен. — Значит, складывается примерно такая картина: некто звонит у двери Фрома в четверть десятого вечером первого мая, а когда Фром отворяет дверь, этот некто стреляет ему в сердце, после чего спокойненько садится в машину и уезжает. Стрелявший… этот некто… нам неизвестно, кто он… пока. И неизвестно, почему он стрелял. Черт побери! Вот ведь дьявольщина!
Он знал Фрома. Лично. По клубу «Ротари».[19]
И начальник полиции тоже его знал.
«Это ужасно», — сказал он ночью по телефону в разговоре с Туреном.
Турен слышал, как НП безуспешно старается унять дрожь в голосе.
«Фром убит, — продолжал НП. — В голове не укладывается… Кошмар какой-то. Звонят у двери и убивают. Просто так…»
«Едва ли это сделано просто так».
«Да… да, конечно. Просто так не могло быть. Но я действительно не могу понять, в чем причина. Какой-нибудь психопат, не иначе. След есть?»