— Вы случайно не встречали среди них некоего Баукьеро? — прошептал Лелло. — Землемера Баукьеро.
Триберти на миг задумался.
— Что-то не припомню, имя незнакомое. Но это ничего не значит, у меня бывает столько людей… К счастью, одни со временем теряют надежду, другие умирают… Этот Баукьеро недавно представил свой проект?
— Не знаю, скорее, давно, — ответил Лелло.
— О, этим занимается синьора Рипамонти. Очень толковая женщина. Я потом все дела передаю ей, иначе я вообще не смог бы работать. Скажу без лишней скромности, тут у нас дел побольше, чем в адресном столе. С нами может сравниться только Управление вывесок и витрин! Посмотрите, — пробормотал он, — посмотрите!
За стеклянной дверью в полном молчании маячили грозные тени.
— Я с ними потом сам разберусь, — сказал наконец Триберти. — А пока идемте к Рипамонти.
Он провел Лелло через боковую дверь на склад с пыльными шкафами, а оттуда, через другую дверь, в отдел синьоры Рипамонти. Она оказалась полной, курносой женщиной, которую Лелло прежде встречал в своем управлении.
— До свиданья, синьор Ривьера, — весело сказал Триберти. — Пойду изгонять менял из храма. О господи, сколько интриг из-за горсти костей и нескольких могильных камней!
Лелло сразу почувствовал, что синьора Рипамонти вовсе не в восторге от своей работы в мрачном отделе муниципалитета. На деревянной тарелке вместе с карандашами, скрепками, кисточками, шариковыми ручками, ластиками лежал также красный рог-талисман, а рядом, на папке бумаг, — лошадиная подкова. По-видимому, и рог и подкова были подарками шутников-коллег. На оголенной шее синьоры Рипамонти висела золотая цепочка.
Рипамонти тоже не слыхала о Баукьеро, но встала и любезно раскрыла шкаф, доверху заполненный оранжевыми папками.
Синьоре не помешало бы изредка душиться хорошими духами, стоя рядом с ней, подумал Лелло.
— Пытаются что-нибудь получить там, — она показала на кабинет Триберти, — а затем приходят ко мне. А у меня не хватает духу сказать им, что это бесполезно. Мы принимаем лишь проекты на уже выделенные участки земли и только в случае согласия владельца участка. Но просители ничего не хотят понять: «Синьора, вся надежда на вас…»
Она извлекла из шкафа целую кипу папок и с размаху бросила их на стол, стоявший вплотную к стене. Поднялось облачко пыли, и маленький белый предмет, подпрыгнув, упал на пол.
Лелло поднял его, это оказалась ручка-амулет под слоновую кость, верное средство от сглаза.
— Мои просители убеждены, что я должна их рекламировать, — продолжала синьора Рипамонти. — Посоветовать клиентам взять именно их проекты. «Вы все можете, вы на таком месте сидите, что достаточно одного вашего слова». И вот, чтобы от них избавиться, я нашла способ — со всем соглашаюсь и кладу проект в красивую папку с именем автора в верхнем углу. Они уходят довольные, а я каждые два года, когда в шкафу не остается больше места, выбрасываю все папки… Посмотрите сами, если Баукьеро предлагал свой проект, то он хранится здесь.
Синьора Рипамонти села за пишущую машинку, повернувшись к нему спиной. Двумя пальцами, чтобы не испачкаться, Лелло стал перебирать папки: Алиотти… Альтамура… Атаназио… Барбини… Бастианенго… Бацца… Он снова пересмотрел все папки на «Б». Баукьеро среди них не было. Ничего не поделаешь, он проиграл.
Представив себе, как обрадуется Ботта, Лелло совсем помрачнел. Конечно, он может сказать, что отказался от своей затеи. Но потом Ботта, этот везунчик, встретит Триберти, и тот расскажет ему, как было дело, и тогда он, Лелло, окажется в дурацком положении. Ботта назовет его лгуном и кретином.
— Нашли? — спросила Рипамонти.
— Пока нет.
Ему оставалось полистать папку Гарроне, но какой от этого толк? Лелло вдруг понял, что попал в ловушку, которую ему уготовила судьба после бесконечной цепи унижений. Из-за душевного благородства, мягкого характера, христианского милосердия, доброты он все время притворялся, будто ничего не видит и не слышит. Получив удар по одной щеке, подставлял другую, мучился и страдал. И не потому, что он слаб, а из чувства долга перед ближними. А в итоге долготерпение и скромность привели его к постыдному поражению, к полной неудаче. Жалкий болван, вздумал разыгрывать из себя хитреца. И теперь из-за пустяка обречен на постоянные унижения.
