Других клиентов в зале не было. Спокойнее звонить из деревянной телефонной будки, что возле туалета, не боясь любопытных. Впрочем, долго разговаривать не придется. Подготовительный этап позади, и остается лишь…
— А, это вы, неизменный мой Альфонсино! — вздрогнув, сказал он лысому официанту, который бесшумно вырос перед столиком. — Принесите, пожалуйста, газету.
Главное — уметь ждать, и все само к тебе придет, подумал он, обмакнув вторую сдобную булочку в кофе с молоком. А ждать он умел — это была еще одна замечательная его способность. Англичане самым важным качеством считают выдержку, хладнокровие. А если уж тебя у самого финиша охватило нетерпение, если сдали нервы — в конце концов, все мы люди, — надо совладать с собой, скрыть свои истинные чувства. На всякое хотенье есть терпенье — в этой пословице секрет удачи.
Рука, лежавшая на столике, сжалась в кулак. Позвонить между двенадцатью и часом дня — таков уговор. Что ж, он позвонит без пяти час, не раньше. А может, даже после часа, в десять, двадцать минут второго… Так или иначе, время работает на него.
Он еще раз взглянул на часы и стал по своему обыкновению перелистывать «Стампу». «Турин — от 19 до 28 градусов тепла». Как на юге, где-нибудь в Реджо-Калабрии, механически отметил он про себя. А ведь лето еще и не начиналось.
Потом он тщательно разглядел фотографию: «Грациозные немецкие купальщицы на пляже в Алассио». Эту фотографию газета помещала два раза в неделю с мая и до октября, варьируя лишь название курорта. Ноги длинные, а в целом ничего особенного, решил он. На странице новостей искусства он с удовольствием прочел, что в кинотеатре «Арти», куда он раздобыл пригласительный билет, все еще идет шедевр франко-нигерийского производства «Бич». Затем вернулся к уголовной хронике, чтобы посмаковать подробности убийства в Соммарива Боско, где восьмидесятичетырехлетний старик прикончил свою невестку. Другой заголовок гласил: «На проспекте Принчипе Оддоне сбита машиной женщина с ребенком на руках». Архитектора дети не интересовали, и потому он сложил газету, бросил ее на мраморный, усыпанный крошками столик и, не утерпев, взглянул на часы. Потом посмотрел на полуоткрытую дверь кабины, где в полутьме зловеще поблескивал телефон. Спокойнее, не торопись, увещевал он себя. Ведь только твое редкостное терпение привело тебя на порог верного успеха.
— О господи, — прошептал он. — О господи!
Время словно остановилось. Он больше не мог сидеть в бездействии. Осторожно, медленно, как будто пятьдесят два года тяжелым грузом придавили его к земле, поднялся, но едва он встал, как, уже не в силах сдерживаться, ринулся к кабине из потрескавшегося дерева и заперся в этой коробке, тесной и темной, как гроб.
Над головой у него зажегся слабый свет. Архитектор Гарроне лихорадочно порылся в кармане, вытащил горсть мелочи, отыскал жетон и набрал номер своей судьбы.
Я молода, умна, богата, пыталась перечислить все свои достоинства Анна Карла. У меня идеальный муж (тоже богатый), прелестная дочь (говорят, похожа на меня). Ко мне все прекрасно относятся, я хорошо одеваюсь, у меня нет проблем ни с лишним весом, ни сексуальных… Что еще? Неделю назад я купила у миланского ювелира чудесный серебряный поднос, меня нежно любит дядюшка Эммануэле, к тому же погода установилась… Никчемное занятие — все равно что читать ответы на письма в разделе «Советы женщинам» в одном из дамских еженедельников. Сплошное словоблудие. Выцветшая плесень на камне, придавившем душу.
— Приму двойную дозу, — твердо сказал Витторио, идеальный муж. — Сегодня тяжелый день.
Он высыпал на ладонь две фиолетовые таблетки из одного флакона и две оранжевые из другого. Потом взял с великолепного серебряного подноса стакан с минеральной водой, проглотил таблетки, запил их и расслабленно откинулся в кресле. Анна Карла наклонилась и положила ему кусочек сахару в чашку желудевого кофе.
Я жена капиталиста, сына и внука капиталистов, раба буржуазных привычек и предрассудков и совершенно лишена социального и политического сознания, попробовала она перечислять теперь уже свои недостатки. Меня не волнует положение в тюрьмах, в психиатрических лечебницах, в больницах для страдающих спастическим колитом и судьба слаборазвитых стран. У меня нет никаких особых талантов и способностей. Я не смогла бы, скажем, как Мария Пиа, создавать образцы обивочных тканей или изобретать жестяные безделушки, как Дэдэ. Не выиграть мне и турнира по гольфу или бриджу, что, впрочем, не удается и моим приятельницам, но они по крайней мере пытаются. А если бы я открыла магазин или картинную галерею, они бы прогорели в два месяца. Моя жизнь пуста и бесполезна.
