— Ты очень красивая, — сказала Анна Карла, войдя в прихожую. — Прямо куколка.
Франческа, которая ждала мать вместе с синьориной Жанин, сразу же побежала к двери.
В лифте, сидя на скамеечке, обитой красным бархатом, Анна Карла думала: ни одна мать не может относиться к своему ребенку беспристрастно, не может посмотреть на него со стороны — в этом и заключается, видно, материнская любовь. Если отбросить в сторону все красивости и домыслы. Она сняла перчатку и нежно погладила дочь по голове.
— Ну как наши дела, малышка?
— Хорошо.
Возле ворот их уже ждала машина, и у раскрытой дверцы стоял Эмилио, вытянувшись в струнку. Две низенькие смуглые женщины, наверняка мать и дочь, смотрели на них с тротуара, разинув рты.
Невозможно объяснить Эмилио, что подавать громоздкую «ланчу» к главным воротам не следует: трудно распахнуть заднюю дверцу и ей с ребенком неудобно садиться. Кроме того, обычная поездка за покупками превращается в событие, о котором на другой день «Стампа» в разделе светской хроники сообщает читателям: «Вчера в пять часов дня выехала, чтобы купить летние платья для своей двухлетней дочери Франчески, синьора Анна Карла Дозио». У ворот неизменно собирается группка любопытных, которая жаждет зрелищ, неважно каких: везет ли карета «скорой помощи» тяжелобольного в «Молинетте» или певица с забинтованными запястьями тайно удирает на аэродром.
Впрочем, их можно понять, подумала Анна Карла, усадив дочку на колени. Это вполне невинные слабости, которые скрашивают их унылую жизнь. Не следует осуждать и Эмилио. Во время войны он шесть месяцев был шофером у генерала и с тех пор сохранил безупречную военную выправку и любовь к парадности.
Обе женщины, едва машина тронулась, направились к своему дому. Их любопытство тоже простительно. Они бы дорого отдали, чтобы я была королевой, пронеслось в голове у Анны Карлы. Не важно какой, Фабиолой, Елизаветой, лишь бы королевой. Или, на худой конец, знатной дамой. Она их не разочарует и тем самым выполнит свой гражданский долг, доставив этим бедным людям хоть маленькую радость.
Анна Карла подняла Франческу и со снисходительной улыбкой королевы показала ее через окошко двум женщинам. Затем небрежно помахала им рукой. Ведь так мало надо, чтобы сделать приятное ближнему.
— Помедленнее, Эмилио, прошу вас. Помните, вы везете ребенка.
— Не беспокойтесь, синьора. Куда ехать дальше?
— Пока на пьяцца Кастелло. А там посмотрим.
— Слушаюсь, синьора.
Он такой услужливый, бедняга, словно с детства нянчил меня. А ведь он поступил к нам на службу всего несколько лет назад. Впрочем, у него на лице написано, что он рожден быть слугой, как другие рождены быть официантами или офицерами королевской кавалерии, как ее отец. По старой фотографии 1910 года можно было твердо сказать, что отцу суждено геройски погибнуть в Африке, хотя на самом деле он умер от лихорадки.
А что уготовано судьбою мне? — размышляла Анна Карла.
Эмилио резко затормозил у «противотанкового рва», на месте ремонтных работ, огражденного двумя барьерами. За барьерами рабочие малевали пешеходную дорожку.
— Вот мерзавцы, — прошипел Эмилио.
— Послушайте, Эмилио, — миролюбиво сказала Анна Карла. — Пожалуй, лучше мне отправить Франческу с Жанин на трамвае. Машину поведу я, так будет спокойнее для всех.
Уши у Эмилио стали фиолетовыми.
— Простите, синьора, — пробормотал он.
Уже в третий раз Анне Карле едва удавалось уберечь Франческу от удара о спинку переднего сиденья. В глубине души она не очень рассердилась на Эмилио. То, что она инстинктивно прикрыла Франческу в момент толчка, порадовало Анну Карлу: да, она преданная мать, воплощение материнской любви, мадонна с полотей Рафаэля. Она крепко прижала к себе дочь.
— Мне жарко, — высвобождаясь из ее объятий, захныкала Франческа.
— А теперь куда? — спросил Эмилио, остановившись у светофора.
— Сверните на виа Вьотти, — сказала Анна Карла.
— Разве там проезд не закрыт? — усомнился Эмилио.
— Думаю, что нет. Если только ночью не поставили знак.
— Жарко, — снова заныла Франческа.
Анна Карла поцеловала дочь в макушку и посадила ее на сиденье рядом с собой.
