— Три, — сказал старик.
Шейла отрицательно покачала головой, протянула ему две тысячи лир и жестом велела завернуть картину в газету. Потом улыбнулась Лелло, который стоял, разинув рот от изумления.
— No seventeenth century, — невозмутимо объяснила она. — Rubbish.
— Какой там семнадцатый век, ерунда, — перевел американист Бонетто.
Лелло густо покраснел, и Анна Карла, заметив это, постаралась перевести разговор на другую тему.
— Ну, а что теперь будем делать? — спросила она. — Хотите еще немного побродить или пойдем обедать?
— Обедать, — сказала Шейла, снова взяв под руку Бонетто. — А потом Египетский.
Американист Бонетто несколько смущенно объяснил, что обещал после полудня сводить Шейлу в музей Египетского искусства. Но так как тамошнее собрание удивительных творений Древнего Египта едва ли не самое полное в Европе, они хотели бы быть в музее не позже трех часов.
— А, прекрасно! — воскликнула Анна Карла. Разумеется, она знала, что музей закрывается в два часа. Бонетто и сам это прекрасно знал. И сказала, что ей тоже в три надо уехать. — А вы не хотите с нами пообедать? — бросила она Массимо, словно невзначай.
Тот вопросительно посмотрел на Лелло.
— Вообще-то, — сказал Массимо, — мы с Лелло совсем мало побродили по рынку. Но уже поздно… Да и пообедать нам где-то надо. Так что…
Лелло угрюмо молчал.
— Тогда сделаем так, — торопливо сказала Анна Карла. — Вы еще немного погуляйте. Я тем временем подгоню сюда машину и позвоню домой, чтобы меня не ждали к обеду. А потом встретимся на этом же месте.
— Либо на Коттоленго, — предложил Бонетто. — Ведь Шейла еще не видела пьяцца Коттоленго.
— Хорошо, — сказала Анна Карла, посмотрев на часы. — Значит, в час на пьяцца Коттоленго?
— Да, — сказал Массимо, не глядя на Лелло.
Анна Карла ушла, после чего Шейла и американист направились к Коттоленго. Старик продавец вернулся в свою лавку.
Лелло с горькой усмешкой рассматривал законченные картины.
— Прости, — сказал он наконец, повернувшись к Массимо, — какая в этом была необходимость?
— В чем? — сухо спросил Массимо.
— Обедать вместе с ними, — ответил Лелло, ласково взяв Массимо под руку. — Ведь мы и минуты не побыли вдвоем.
Массимо ничего не ответил.
Главное — сохранять спокойствие, — подбодрил себя Лелло. Не будем делать из этого трагедии. Скорее всего, Массимо чем-нибудь расстроен, а может быть, всему виной погода. Он и сам утром проснулся в скверном настроении из-за резкой перемены погоды.
— Кстати, ты мне ничего еще не рассказал о твоей вчерашней поездке. Как там наша виллочка? — игривым тоном заговорил он.
— Ну, ремонт подвигается, — ответил Массимо, высвободив руку, чтобы переложить плащ.
— Вот как?
— Основные работы уже закончены. Но ты же знаешь, как всегда бывает с внутренней отделкой. То с одним задержка, то с другим.
— A-а, понятно, — протянул Лелло.
Он хотел было спросить, будет ли все-таки ремонт закончен к июню. Но почувствовал, что лучше не досаждать Массимо расспросами. Наверно, он из-за этих самых задержек и нервничает.
— Главное, чтобы были вода и свет. А если останется отделать стены или что-то там докрасить, то с этим на время можно смириться, не правда ли, Массимо?
— Что? А, конечно. Вода уже есть.
— Вода? — удивился Лелло.
— Да, а вот с электроустановкой дела неважные. Не мне тебе рассказывать, как это обычно происходит. Электрик сваливает вину на столяра, тот — на землемера, а землемер не торопится. В итоге работа стоит.
— Но разве в прошлый раз ты мне не говорил, что… — Лелло запнулся на полуслове. Помнится, Массимо ему говорил, что электрическая установка уже работает. Может, он ослышался или что-то спутал. Лелло остановился. — Впрочем, мне просто показалось… Кстати, о землемерах, — переменил он тему разговора. — Я вовсе не такой дурак, каким, видно, меня считают твои друзья…
Массимо засмотрелся на длинные ряды керамических блюд, по большей части разбитых, которые вперемешку с другой посудой лежали на длинном куске грубого полотна.
— Что?.. Какие друзья?
— Этот твой Бонетто.
— Да я с ним почти незнаком. Что он тебе такого сделал?
— Начнем с того, что я на его лекции чуть не подох с тоски. И потом, сколько в нем самодовольства, надменности. Слова нельзя сказать, чтобы он… В своей области он, возможно, и знаток, но, к примеру, в итальянской литературе совсем не разбирается.