Она посмотрела на комиссара Сантамарию, который все еще разговаривал с кем-то из автомата. Вот он, верно, знает себя. Он вдруг показался ей далеким, но не чужим. Ну как приходский священник. С Федерико, с Джулио, со всеми мужчинами, которые за ней всерьез ухаживали, у нее такого ощущения не возникало.
Быть может, это зависит от разницы в социальном положении? Да, пожалуй. Как могут казаться «далекими» промышленники, адвокаты, финансисты, землевладельцы, художники-авангардисты, студенты-экстремисты? Все это люди, от которых не ждешь ничего неожиданного, однообразные, как школьные учебники. Скорее поэтому, чем из прирожденной добродетели, она никогда не вступала с ними в близкие отношения.
Она порадовалась, что на ум ей пришло сравнение со священником, а не с романтичным рыцарем, что было бы естественнее. Ведь в логове чудища Дзаваттаро она чувствовала себя в полной безопасности даже в самые страшные минуты лишь благодаря Сантамарии. Интересно, носит ли он пистолет под мышкой, как показывают в детективных фильмах?
Сантамария вышел из кабины, и пока он возвращался к машине, Анна Карла искала хоть небольшую выпуклость под пиджаком, но так ничего и не увидела.
— Простите, — сказал Сантамария, — разговор немного затянулся.
— Значит, их сейчас заберут?
— Попозже, все равно никуда им не деться.
— Но если они убийцы, они же могут заподозрить неладное?
— И в этом случае им невыгодно удирать, они тем самым как бы объявят себя виновными.
— Преступники — народ хитрый, верно?
— Большинство куда глупее нас.
— Почему же вы далеко не всегда их ловите?
— Потому что нас мало… Давайте уедем с этого веселенького места: признательная полиция хотела бы угостить вас аперитивом.
Сантамария снова сел за руль, явно для того, чтобы не напоминать о том, что недавно она от волнения не в состоянии была вести машину. Нет, он удивительно деликатный…
— Знаете, вы почему-то напомнили мне священника.
Сантамария в изумлении повернулся к ней.
— Когда? — спросил он, снова следя за дорогой.
— Когда вы звонили. А почему, и сама не знаю.
— Быть может, из-за того, что кабина по форме похожа на исповедальню.
— Нет, я серьезно! Почему, как вы думаете?
— Ну, я тоже не знаю. Мне не кажется, что у меня, если так можно выразиться, повадки священника.
— Нет, это не связано с вашим видом. Просто вы были и рядом, и в то же время витали где-то в облаках. В точности, как священники.
— Вы верующая?
— Нет, но хожу к мессе, чтобы доставить удовольствие мужу и Массимо.
— Они, значит, верующие?
— Ничуть не бывало. Но ходят в церковь, потому что оба убежденные конформисты. А вы?
— У меня не остается времени даже подумать обо всем этом.
— Выходит, вы священник-труженик?
— Если вы хотели сказать, что работа полиции — священная миссия, то предупреждаю, нам об этом уже много лет подряд твердит министр внутренних дел.
— Я поняла: вы, как и священники, постоянно встречаетесь с добром и злом!
— Нам лично кажется, что мы встречаемся только со злом.
— Разве вам не попадаются порой люди, ни в чем не повинные?
— Ими мы не занимаемся. Нам платят, чтобы мы занимались преступниками.
— И вы от этого стали циником? Думаете, что кругом сплошная мерзость?
— Если у человека к этому склонность, он может стать циником, даже будучи колбасником или электриком. Нет, я по натуре оптимист, во всем нахожу что-то хорошее.
— Что я вам говорила?! В точности, как священник!
Он ничего не ответил, видно, обиделся.
— Вы обиделись?
— Нет. Просто ищу кафе с садиком.
Наверняка обиделся. Они уже проехали мимо двадцати кафе с садиками. Наконец Сантамария затормозил у тротуара, вышел из машины и открыл ей дверцу. Она положила ему руку на плечо.
— А во мне вы находите хоть что-то хорошее?
Он взглянул на нее растерянно.
— Мне куда сложнее найти в вас хоть что-нибудь плохое.
