— Что ты говоришь?
— Паршивое дело.
— Ты расстроен?
— Еще бы! У вас хоть есть возможность сочинить таинственную историю для газет. А нам что прикажешь делать?
Тут дверь отворилась, и показался полицейский. Из-за спины его выглядывали актеры и собравшаяся в коридоре публика.
— Господин начальник, эксперты прибыли, — доложил полицейский.
В гримерную вошли люди из прокуратуры, и Макрис поспешил удалиться.
В узком коридорчике по-прежнему обсуждали случившееся. Каридис нервно расхаживал взад-вперед. На свежевыбритой, блестевшей от пота физиономии выступили красные пятна. Внезапно он налетел с криком на офицера:
— Бесчеловечно держать нас в коридоре! Я требую, чтобы меня впустили!..
Офицер пытался его успокоить. Увидев Макриса, фабрикант бросился к нему.
— Скажите, это правда? — задыхаясь, спросил он.
— Что именно?
— То, что сказал врач? Она действительно умерла?
— Да.
Красное лицо Каридиса вдруг побелело как мел.
— Но как же… Кто?.. Не может быть! Я ведь только что был у нее… — бормотал он.
— Сочувствую вам, — процедил журналист.
Он хотел уйти, но от Каридиса не так-то просто было отделаться: из него так и сыпались бесконечные «как?», «когда?», «за что?», «чем?».
— Ее ударили кинжалом.
— Кто?
Макрис с трудом сдерживался: почти каждый в этом коридоре считает своим долгом его расспросить. Наконец он добрался до бара. Как ни странно, бармен не покинул своего поста; наверно, во всем театре он единственный продолжал работать.
— Один коньяк, — бросил ему Макрис и раскурил погасшую трубку.
— Стало быть, пришили ее? — подавая коньяк, спросил он. В голосе не слышалось ни малейшего сочувствия.
— Да.
— Ножом пырнули?
— Да, как будто.
Макрис принялся медленно потягивать коньяк.
— Я знал, что она плохо кончит, — с многозначительным видом заметил бармен.
— Почему? — спокойно спросил Макрис.
— Скверная была баба, упокой, господи, ее душу!
— Как это понимать?
Бармен засмеялся.
— Вам ли спрашивать, господин Макрис? Кажется, вы лучше меня ее узнали за столько-то лет. Что ж тут толковать?.. Еще рюмку?
— Нет.
Положив деньги на стойку, журналист не спеша встал.
Он опять прошел за кулисы и уже оттуда услышал, как директор театра объявляет публике, что «по причине внезапной болезни премьерши спектакль отменяется». Из партера доносился взволнованный гул. Словам директора, конечно, никто не поверил. Весть об убийстве распространилась с необычайной быстротой — такое скрыть невозможно! Полиция с трудом сдерживала натиск любопытных, рвавшихся за кулисы. Макрис заметил, как министр внутренних дел вместе со своим советником прошел в кабинет директора. Он улыбнулся, вспомнив: бедняге Бекасу от него одни неприятности.
К нему подкатился маленький, круглый, как шар, Капсидис. Он с трудом скрывал свой восторг: у него теперь есть такой сенсационный материал для репортажа.
— Какой ужас! Не правда ли?
— Да.
— Она была необыкновенная женщина! Какой темперамент! Ну прямо огонь!
— А ты давно ее знаешь?
— Давно?! Да еще с тех времен, когда она выступала на эстраде. Обольстительная женщина, дорогой мой, обольстительная! — Лицо коротышки вдруг стало очень серьезным. — А что ты думаешь насчет запертой двери?
— Ничего не думаю.
— Как проник убийца?
— Через щелку, наверно.
— Брось шутить. — Капсидис деланно засмеялся. — А я считаю… — И он стал излагать свою версию, почерпнутую из дешевых детективных романов.
— Возможно. — Макрис отвернулся и зевнул.
— Помяни мое слово!
Журналист пожал плечами: это, мол, дело полицейских и газетчиков с чересчур богатым воображением. Капсидис поспешил поделиться с другими своей догадкой, а Макрис направился к телефону — позвонить в редакцию. Он отдал несколько распоряжений своему заместителю. Сообщение об убийстве, разумеется, на первую полосу. Побольше фотографий и некоторые сведения о жизни погибшей. Заголовок придумает он сам немного погодя. И пусть не перекладывают всё на автора полицейской хроники.
— Вы скоро придете? — спросил заместитель.
— Да. Через час, не позже. Сначала загляну в типографию.
— Хорошо.
— И раздобудьте снимки. Старые и новые.
Главный редактор положил трубку. Из чьей-то гримерной донесся встревоженный женский голос. Макрис прислушался. Осторожно заглянул в слегка приоткрытую дверь. Там стоял начинающий актер Арис Димитриадис, которому все пророчили блестящее будущее. Лица женщины не было видно. Она сидела спиной к Макрису. Он остановился будто бы зажечь трубку, и тут до него опять долетел нежный, взволнованный голос:
