— Что, хорошие новости? — спросила она.
— С чего ты взяла?
— Не знаю. Вид у тебя сегодня довольный.
— Ну вот еще, наоборот, я сердит, — ответил Бекас, хотя на сердитого был совсем не похож.
— Сердит? На кого?
— Еще не знаю. Но, кажется, кто-то собирался меня провести. А чем ты меня сегодня попотчуешь?
— Все отварное, — строго сказала жена. — Забыл, что врач назначил тебе диету?
— Врачи существуют для того, чтобы мучить хороших людей, — весело откликнулся Бекас.
А может, он рано радуется? Что, если с ним кто-то ведет игру, а Марину использует как марионетку?
Даперголас принимал с пяти до семи. К четырем Бекас уже был в приемной. Через полчаса набралось около десятка больных. Врач открыл дверь своего кабинета.
— Прошу. Чья очередь?
Бекас поднялся, вошел в кабинет и закрыл за собой дверь.
— По-моему, вы у меня впервые.
Достаточно было одного взгляда, чтобы определить: Даперголас принадлежит к тем именитым врачам, которые пользуют только аристократов.
— На что жалуетесь?
— Я не болен, доктор.
Врач посмотрел на него с удивлением и легким недовольством.
— Простите, что побеспокоил. Я должен с вами поговорить об одной из ваших бывших пациенток — Дженни Дендрину.
Раздражение на лице эскулапа стало явственнее.
— Дженни Дендрину?
— Да. Ведь вы ее лечили, если не ошибаюсь?
— И что же?
— Меня интересуют подробности ее здоровья.
— А с кем, извините, имею честь? — холодно спросил Даперголас.
У Бекаса создалось впечатление, что вопрос этот лишний, что врачу и так известно, кто перед ним. Поэтому Бекас не спешил с ответом. А Даперголас, не выдержав, спросил:
— Вы полицейский?
— Почти, — ответил Бекас и улыбнулся так простодушно, что трудно было не ответить ему тем же.
Но на врача эта улыбка не возымела никакого действия.
— Что значит «почти»?
— Видите ли, вопрос мой действительно связан с полицейским расследованием, тогда как сам я уже не полицейский. Вышел на пенсию.
«Надо во что бы то ни стало расположить к себе эту надменную личность, — думал Бекас. — Ведь он может и отказаться отвечать. А мне ох как нужны его ответы!»
— Не понимаю вас, — процедил Даперголас.
Он не предложил Бекасу сесть, прозрачно намекая, что намерен выдворить его как можно скорее.
— Ваша пациентка перед смертью возложила на меня заботу о своей безопасности.
— Извините, но я опять не понимаю вас.
В тех случаях, когда Бекас надеялся, что, вооружившись терпением, может достигнуть желаемого результата, запас этого терпения становился у него неисчерпаемым. Благодушная улыбка так и не сходила с его лица.
— Согласен, ситуация не совсем обычная. Но, видите ли, покойная боялась, что ее убьют.
— И ее действительно убили. — Он произнес это таким тоном, как будто считал убийцей Бекаса.
— Совершенно верно, — подтвердил Бекас. — А я не сумел предотвратить убийство.
— К счастью, убийца пойман.
— Да, к счастью, — закивал Бекас и вдруг спросил: — А господин Дендринос? Он тоже пользовался вашими услугами?
— Как вы сказали?
— Я говорю, что, по всей вероятности, вы были их семейным врачом? То есть лечили обоих?
— Нет. Господин Дендринос не был моим пациентом.
— А-а! — с глуповатой улыбкой протянул Бекас.
— Я лечил бедняжку Дженни еще до того, как она вышла замуж за этого господина.
Бекас обратил внимание на тон, которым были произнесены эти слова. Видимо, Даперголас, признававший только чистокровных аристократов, не считал Ангелоса Дендриноса человеком своего круга.
— В таком случае вы, должно быть, хорошо знали Дженни Дендрину.
— Мы были друзьями.
— Я слышал, у нее в роду было двое душевнобольных. Это правда?
— Да.
— А сама она…
— Нет, — отрезал врач. — Дженни Дендрину была абсолютно нормальна.
Последнюю фразу он произнес почти с вызовом.
— Вы виделись с ней перед смертью?
— Да.
— Как врач или как друг?
— И в том, и в другом качестве.
— Она была здорова?
Врач посмотрел на часы.
— Прошу прощения, меня ждут больные. Вы сказали, что были полицейским. — В голосе его послышались презрительные нотки. — Если вы и вправду им были, должны знать, что у врачей существует так называемая «профессиональная тайна». Поэтому, если моя покойная приятельница и страдала от какой-нибудь болезни, я, поверьте, не стал бы обсуждать это с первым встречным. Одним словом, ничем не могу быть вам полезен.