— Я в театр, — сказал он своему помощнику. — После спектакля загляну в типографию.
Заканчивая дела, Макрис незаметно наблюдал за Бекасом. Для человека, его не знавшего, бывший полицейский был спокоен, невозмутим и вид имел как будто даже сонный. Но Макрис-то хорошо его изучил. От него не укрылось, что Бекас нервничает. «Интересно, с чего бы это?» — подумал он.
— Ну, я в твоем распоряжении, — сказал наконец главный редактор, бросая на стол авторучку. — Я забронировал два места рядом со сценой, чтобы ты мог вблизи насладиться спектаклем и всем, что тебя интересует.
— Ты прекрасно знаешь, что спектакль меня не интересует, — пробурчал Бекас. — И оставь, пожалуйста, свои шутки.
— Хочешь заглянем за кулисы?
— А ты можешь это устроить?
— Проще простого! Руководитель труппы и автор — мои друзья.
Они поднялись. Макрис снял с вешалки макинтош. За двадцать лет Бекас не мог припомнить, чтобы его приятель надел что-нибудь потеплее, даже в самые лютые холода.
— Пройдемся пешком, у нас есть еще время.
Они вышли на ярко освещенную улицу Панепистимиу. Теперь, когда дневное солнце исчезло, зима опять вступила в свои права.
— Я уверен, что ты придешь в восторг от пьесы.
Старый полицейский уже привык к безобидному поддразниванию своего друга и не обращал внимания.
— Так что она за человек?
— Я же тебе утром все рассказал. Молодая актриса, окончила драматическую студию при Национальном театре…
— Я не о том.
Они шли теперь по направлению к улице Стадиу.
— Одна из самых интересных женщин, каких я знал в жизни.
— То есть?
— Очень красива… Такая, знаешь, необычная красота. А что еще более необычно для ее возраста и профессии — умна и образованна.
«Так умна, что способна подготовить преступление!» — подумал про себя Бекас.
— К тому же из очень хорошей семьи, — продолжал рассказывать журналист. — Ее отец был известный историк, преподавал в университете.
— Почему «был»?
— Он умер. Малышка живет одна.
— А мать?
— Они с отцом давно разошлись. Теперь она, кажется, в Америке и снова вышла замуж.
С улицы Стадиу они свернули на улицу Христоса Ладаса. Впереди засветились огни театра.
— Ну, вот мы и на месте, — сказал Макрис.
Бекас остановился перед сияющей витриной с фотографиями актеров.
— Которая Розину? — спросил он журналиста.
Тот обернулся и стал рассматривать витрину.
— Вот она.
Бекас так и впился глазами в фотографию.
— Ну и как? — спросил наконец Макрис.
— Красивая девушка, — ответил Бекас, а сам подумал: «Встреть я ее на улице, никогда бы не догадался, что актриса».
— И не просто красивая, — улыбнулся Макрис.
— Да, — задумчиво протянул старый полицейский. — Кажется, она «личность».
Он по опыту знал, что именно такие женщины доставляют мужчинам больше всего неприятностей.
— Ну что, пошли?
И они направились к театральному подъезду.
Прежде (это «прежде» было всего-то три месяца назад) у Бекаса при входе в кино или в театр даже мысли не возникало представиться или предъявить полицейское удостоверение, и контролеры без звука его пропускали. А вот теперь остановили.
— Ваш билет?
Он чуть было не сказал «полиция». Но вовремя спохватился. Макрис вмиг все уладил.
— Этот господин со мной.
— Пожалуйте, господин Макрис.
Они вошли. Руководитель труппы позаботился, чтобы им отвели два лучших места, которые всегда придерживают до последней минуты для опаздывающих театралов.
Занавес еще не поднялся, и Макрис отвечал на приветствия со всех сторон.
— Эта Розину сразу появится?
— Нет. Ее выход в середине первого акта. Может, сейчас зайдем за кулисы?
— После.
Он хотел посмотреть на нее раньше, чем она узнает, что ей уделяется особое внимание. Послышался первый звонок.
— Ты хоть знаешь, что́ собираешься смотреть? — опять поддел друга Макрис.
— Нет.
Оказалось, давали комедию из американской жизни.
Ангелос Дендринос курил, полулежа в кресле. Жена сидела напротив и листала какой-то французский журнал.
— Ты что же, так и просидишь весь вечер дома? — спросила она, поднимая голову.
— Но ведь ты сама решила. Мы могли бы пойти к Дросопулосам или поужинать с Апостолидисом в Кифисье. Нас приглашали.
— Настроения нет. — Она бросила журнал на пол. — Мне скучно. Который час?
