Хелена Мякеля переходила из комнаты в комнату и разглядывала цветы.
Она была счастлива.
Нельзя сказать, чтобы за ней плохо ухаживали в доме для престарелых. Не в этом дело. Она постоянно ощущала неудобство оттого, что попала в положение, когда вынуждена была принимать помощь от других людей. Она же не считала себя настолько больной и старой, чтобы быть не в состоянии ухаживать за собой самостоятельно. При необходимости она могла оказаться еще полезной и другим.
Правда, ноги у нее стали совсем никудышными. Да и спина сгорбилась.
Но еще сегодня утром она трудилась в саду. Собрала полное ведро смородины. Кроме того, работала по дому. Полила цветы. Кто же еще о них позаботится? Хелина и Селма в отъезде. А Элиза оставалась все той же — со своими вечными причудами.
Она, видите ли, увлечена искусством. Неизвестно только, какой художник из нее получится. Вторым увлечением Элизы была охрана природы. Это тоже суета сует. И все-таки она очень, очень любила Элизу. Она пестовала ее, когда та была еще грудным младенцем и когда ее мать постигла такая жестокая доля…
Легкая печаль омрачила доброе расположение духа старой Хелены. Заменой матери стала она девочке после того рокового случая.
Прежние воспоминания, однако, отступили, когда Хелена выглянула во двор. Розы были в полном цвету. Они напомнили ей о том незабываемом дне, когда Хелина и Селма забрали ее из дома для престарелых сюда, к себе домой.
Это произошло утром.
А вечером того же дня, желая показать, что совсем не бесполезна здесь, она развила бурную деятельность. Вместе с Элизой они высадили саженцы, которые в эту пору августа стали бурно распускаться.
На каждой веточке было до пяти крошечных распустившихся бутонов розы. Элиза произносила вслух их названия. Но еще крепче запали они в память Хелены после того, как она прочла их названия собственными глазами: «Оллгоулд», «Монтана», «Нина Вейбал», «Куин Элизабет».
Вот они в полном цвету. Посаженные ее собственными руками…
С губ Хелены сорвался вздох глубокого удовлетворения. Морщинистое лицо расплылось в доброй улыбке. Однако, когда она с кувшином, полным воды, вошла в следующую комнату, которая принадлежала Элизе, улыбка погасла, а брови нахмурились.
Ох уж эти картины, написанные Элизой!
В своем ли она уме, бедняжка?
Ни одну из них нельзя считать нормальной.
Неестественно вытянутые головы, несоразмерные фигуры. А самая большая, та, что висит на стене — «Горящий ангел», — это какой-то ужас, фу!
Только одну картину и можно было считать настоящей. Она называлась «Черноокая Сюзанна». Возможно, потому, что посреди желтого венчика цветка, изображенного на ней, виднелась черная клякса.
Очень хорошо.
Но остальные картины… Они угнетали и лишали покоя душу.
К тому времени, когда Хелена вернулась в гостиную, подавленное настроение стало постепенно проходить. Здесь было просторно и покойно. Кошка, мягко ступая, пробралась к ней и, прижавшись, начала приводить в порядок свою шерстку.
Стало уютно. Настроение поднялось.
Как и розы во дворе, кошка тоже была дорогим воспоминанием. Она еще котенком появилась в доме. В мае. Всего за день или два до возвращения Хелены в это столь желанное окружение. Сейчас кошка уже подросла и неотступно следовала за Хеленой.
Кто же еще даст ей молока?
Хелена взяла кошку на руки и села в качалку. Кошка сразу принялась мурлыкать. Глаза ее все больше смыкались по мере того, как рука Хелены гладила ее.
В качалке можно было бы задержаться и подольше. Однако Хелена вдруг что-то вспомнила, испуганно посмотрела на стрелки часов.
Сегодня ее должна была навестить Ольга!
Они ведь условились.
Как же так, она едва не забыла об этом! Предстояли весьма приятные мгновения. Она смогла бы хоть ненадолго выступить в роли хозяйки дома! Хелина и Селма были за границей. А Элиза разрешила ей эту встречу: «Конечно же, ты можешь принять свою давнюю подругу. У вас наверняка есть о чем поговорить».
