Современный египетский рассказ - страница 101

Необходимость всех этих мер была вызвана одним происшествием, случившимся утром того же дня. На узкой, тихой боковой улочке рядом с «Тэ-Тэ» был найден труп мальчика с тонкой шеей, с резко обозначенными скулами, с выпирающими ребрами, одетого в ветхую рубаху. По-видимому, он пришел в Каир из какой-нибудь деревни. Рядом с ним валялся сделанный из платка узелок с остатками кукурузной лепешки, куском старого сыра, луковицей и пакетиком соли, смешанной с тмином. В узелке был найден также автобусный билет стоимостью в один пиастр. В правой руке мальчик сжимал бумажку с адресом, разобрать который было невозможно, так как написанные карандашом буквы почти стерлись. Левая рука обвязана другим платком, а за него засунуты бумажка в пятнадцать пиастров и старый треугольный амулет. Мальчик был бос. Как решил осмотревший труп врач, скорее всего он просто замерз.

В каком положении оказалась бы администрация, если бы кто-то из постояльцев увидел труп?

Как оправдалась бы «Тэ-Тэ» перед участниками фестиваля, случись кому-либо из них наткнуться на него?

Всякий человек женится. Женился и хавага[46] Ясса.

Всякая женщина рожает. Родила и жена Яссы — мальчика по имени Назир.

А коль скоро один лишь господь властен давать и отнимать, то господь многое дал, но и взял многое. Однако оставил жить на свете Назира, чтобы получил он свое от жизни. А от отца получил он имя, звание и единственную лавку.

Назир Ясса был очень похож на отца, а кто похож на отца — тот во всем удачлив. Хозяин деревенской лавки, где вся деревня покупает чай, масло, сахар, а также всякую снедь и товары, Ясса вел дело с тем же тщанием, что и отец. Лавку не расширил, вывеску на нее не повесил. И никогда у него не было в килограмме килограмма, а в фунте фунта.

Но время идет, и люди меняются. Изменился и хавага Назир. В угоду любителям политики купил маленький радиоприемник марки «Суат аль-араб», несколько сортов дешевых сигарет, папиросной бумаги и табаку. А потом появился у него и ящик с тахинной халвой. Посетителей в лавке день ото дня становилось все больше. Тут же, в присутствии завсегдатаев, которые приходили послушать чтение Корана и последние известия, варил на спиртовке чай, по полпиастра за стакан. Бесплатно пил чай лишь Сунни Абу Сифин, полицейский, в чьем околотке находилась лавка Назира.

Однажды, следуя совету покойного отца: хочешь разбогатеть — шевели мозгами и не развешивай уши, — хавага Назир обратил внимание на подержанную мельничную машину.

Вот тут и начались трудности.

Не успел он кончить стройку и привезти машину, как в деревне разгорелись страсти…

А ведь в деревне нет ни одной мельницы, негде зерна смолоть, и женщины каждый божий день ходят в город. Фунты так и потекли бы к нему в карман, а пиастрам он потерял бы и счет! Но что произошло с жителями деревни? Какой шайтан в них вселился?

Этак недолго потерять все, что затрачено и на стройку, и на машину, купленную у Халиль-бея Абу Зейда, а фунтов, которые вот-вот должны были потечь к нему в карман, ему и подавно не видать. Возблагодарим господа нашего и восславим его милость всякое утро и всякий вечер… Но как быть с шайтаном? Как?

И подумать только, что ему приходится сносить все это лишь потому, что он хочет облегчить жизнь деревне, а себя избавить от философских разглагольствований любителей последних известий, Сумы и Халима[47], а также от произвола полицейского Сунни! Но попал он из огня в полымя, как гласит пословица! Надоела ему эта политика, и всякие байки, и болтовня о том, что мир, мол, висит на волоске. Он не уставал убеждать людей, что машина нужна, но его никто не слушал. Ссылался на мудрые изречения, но и они не помогали.

О люди, люди, ведь когда в деревне будет мельница, вам не придется ездить в город. Будем сами себе хозяева. Господь избавит нас от лишних забот. Что это за вздор, будто детей бросают в машину, чтоб она крутилась?! Клянусь честью, это выдумки. У меня будет работать мастер с десятилетним опытом. Он заставит машину крутиться, и вовсе незачем будет бросать туда детей.