– Скажи мне, Арабелла, – тихо попросил Доминик, – мой отец знал и об этом… обстоятельстве тоже?
– Нет. – Что ж, по крайней мере, ему не придется мучиться еще и из-за этого. – Мой отец был весьма гордым человеком. Он сказал, что, поскольку герцог вполне ясно выразил свои чувства и мнение, нам не пристало падать перед ним ниц и умолять. Он считал, что мы совершили ошибку, взяв его деньги, – можно было подумать, ты один из средневековых феодалов, платящих выкуп за право первой брачной ночи с невестой кого-то из своих крестьян.
Доминик содрогнулся, услышав эти слова, и снова повернулся к Арабелле:
– Так ты уехала, чтобы я ничего не узнал.
– Это было одним из требований герцога. Генри растил Арчи как своего собственного сына, хотя правда была видна невооруженным глазом.
Доминик выглядел так, словно вот-вот сломается, он закрыл глаза. Она услышала тихий шепот:
– Боже мой, Арабелла…
На двери за его спиной осталась кровавая полоса. Все происходящее казалось дурным сном. Доминик вовсе не бросил ее, не покинул. Вообще не хотел оставлять ее. Эта правда обнажила еще более страшную трагедию, чем та, которую каждый из них переживал все эти годы. Страшную для Доминика, для нее, и особенно для их сына, спящего сейчас в комнате наверху.
– У тебя кровь идет, – безжизненно заметила Арабелла.
Доминик даже не взглянул на свою руку со сбитыми окровавленными костяшками.
– Я должен был быть рядом, Арабелла, защитить тебя, уберечь.
– Прошу, Доминик… – Ее голос сорвался. Арабелла не знала, что сказать, чтобы хоть немного облегчить терзавшую их обоих боль.
– Я должен был стать твоим мужем, хорошим отцом для своего сына.
Арабелла заплакала, думая о том, что они все потеряли.
Доминик сел рядом с любимой, посадил ее себе на колени, укачивая, как маленького ребенка. Прижимая ее к себе, Доминик произнес, уткнувшись в светлые волосы:
– Да поможет нам Бог, Арабелла. Клянусь, я сделаю все, что в моих силах, для тебя и для Арчи. Клянусь тебе.
И Арабелла прижалась головой к его груди.
часы на каминной полке пробили два. Арабелла наблюдала за тем, как Арчи играет с деревянной лошадкой, подаренной ему Джеммелом, представляя, что расчесывает ее щеткой.
– А теперь ты должен отдохнуть в своем стойле, Чарли, – произнес мальчик, и Арабелла расслышала нотки нежности в его голосе. Наконец Арчи спрятал игрушку за диванной подушкой и поскакал по комнате, изображая норовистого коня и подражая лошадиному ржанию.
Миссис Тэттон, сидевшая рядом с дочерью на диване, склонилась к ее уху и, понизив голос, недовольно произнесла:
– Поверить не могу, что за всем этим стоит Доминик Фернекс! – Пожилая женщина сердито взглянула на дочь. – Ты должна была рассказать мне все, Арабелла.
– Пойми, – устало вздохнула та, – я этого не сделала, поскольку мы попали в очень сложную ситуацию, и я знала твое мнение о нем.
– Я думала, ты чувствуешь то же самое, – проворчала мать. – Боже правый, Арабелла, этот человек разрушил твою жизнь! Он едва не погубил нас всех!
– Мама, я уже объяснила тебе, что во всем происшедшем нет вины Доминика. Он пострадал ничуть не меньше нас.
– Он не выстрадал и десятой доли, – возразила миссис Тэттон. – Ему не пришлось работать, стирая пальцы до мяса, жить в трущобах и притонах, голодать, наконец.
– Нет, мама. Но тем не менее Доминик тоже много выстрадал. – Думать о том, сколько событий в жизни собственного сына Доминик пропустил по чужой вине, было невыносимо.
Мать фыркнула, не веря словам дочери, и продолжила расспросы:
– Каковы же его намерения теперь, когда он знает об Арчи и обо мне?
– Он сделает для нас все, что будет в его силах.
– Интересно, каким образом? – наступала миссис Тэттон.
– Я пока не готова ответить. О прошлом не так-то легко позабыть. – Утраченные годы никогда не вернутся. Детство маленького мальчика не перепишешь несколькими словами. Сознание этого разбивало ей сердце.
– О прошлом нельзя просто так позабыть, Арабелла! Как исправить то, что было разрушено столько лет назад?
– Не знаю, мама. Мне нужно время на размышления. Доминику тоже необходимо осмыслить все это. Многое нужно учесть, о многом позаботиться.
