– Я тебе сообщу об этом специально, – сказал я ему.
– Я подумал, что расстелю одеяло вон там.
– Нет, – вмешалась Хелен, – я приготовила три постели рядом.
Луи немного подождал с репликой, обдумал ее, сказав всего лишь:
– Ладно, коли так.
Мы уселись на одеяла в кружок.
– Развести костер? – спросил Луи.
– Нас могут разыскивать. Увидят с автострады, – возразил я.
– Да. Ты прав. Может, немного музыки?
– У тебя есть приемник?
– Кое-что получше.
Луи вдруг вытащил губную гармошку, бережно обхватил ее своими вроде бы неуклюжими, с разбитыми костяшками пальцев руками и поднес к губам.
Музыка оказалась не та, что я ожидал. Я приготовился услышать что-то вроде «Дом, милый дом» и что-то еще из сентиментальной классики для губной гармошки. Но Луи… Луи нас просто заворожил. Настоящая музыка! Она удивительно сливалась с величественным спокойствием ночи в пустыне. Она стала частью тьмы, бесконечных пространств немого песка и бесстрастных звезд.
Хелен прислонилась к моему плечу. Я обнял ее. Я впитывал в себя дыхание, тепло ее щеки, запах ее волос. Ее мягкая узкая рука украдкой скользнула в мою ладонь. Я почувствовал, как дрогнули ее плечи, когда она глубоко вдохнула, а потом тихо выдохнула.
Вечер продолжался, еще не потеряв полностью дневное тепло. Дважды в течение часа мы слышали отдаленный гул проносящихся по автостраде машин. Этот гул нарастал, достигая громкости почти волчьего воя, а затем быстро стихал. Пляшущий свет передних фар как бы в такт звуку сменялся тлеющим красным светом задних.
Эта пустыня всецело принадлежала нам.
В гармошке Луи скрывалось волшебство органа. Конечно, во многом это «играла» сама пустыня – звезды, небо, которое выглядело так, будто его только что вымыла и отполировала некая космическая хозяйка. Но и Луи… О, Луи, он был настоящим артистом, ведь это он заставил незамысловатый инструмент звучать с совершенством органа, казалось немыслимым.
Потом Луи плавно усмирил свою музыку, и мы просто сидели, глядя на звезды, на зыбкие очертания своего дредноута, на сухие кусты, пробившиеся сквозь песок, – сидели и всем существом своим ощущали тишину.
Хелен сказала полушепотом:
– Как здесь близко небо.
Сквозь одежду я впитывал тепло ее тела, чувствовал нежную тяжесть головы, покоящейся на моем плече. Вдруг все ее тело дрогнуло, будто пробудилось, припало ко мне, но тут же этот нервный порыв прошел, и оно вновь погрузилось в дремоту.
Откуда-то набежал ветерок, вроде бы слабый, но он принес с собой холод. И ветер, и холод постепенно нарастали. Хелен прижалась ко мне теснее. Она поджала ступни, уперлась коленями в мою ногу. На какое-то мгновение тепло возвратилось, потом снова налетел порыв ветра, и Хелен, непроизвольно дрожа, выпрямилась.
– Становится холодно, – заметил Луи.
– Пора спать, – объявила Хелен. – Моя постель с краю, Дональд, ты спишь посередине.
Она пересела на свои одеяла и выскользнула из верхней одежды. Было слишком темно, чтобы увидеть в свете звезд что-либо, кроме контуров ее фигуры. Я смотрел на Хелен без любопытства и без застенчивости. Как на прекрасную статуэтку. Она скользнула под одеяла, повертелась, видно освобождаясь от чего-то ненужного из нижнего белья, потом спокойно, не стесняясь меня, села в постели, натянула пижаму и застегнулась.
– Спокойной ночи, Дональд.
– Спокойной ночи, Хелен.
Луи, слегка смущенный, молчал. Она приподнялась на локте.
– Эй, Луи!
– Что?
– Спокойной ночи, Луи.
– Спокойной ночи, Хелен, – пробормотал он застенчиво.
Мы подождали несколько минут, пока она устроится как следует, потом и мы с Луи разделись и в одном нижнем белье завернулись в свои одеяла.
Мне стало интересно, до какой же степени здесь будет холодно. Я поймал момент: начинал замерзать кончик носа… Звезды висели в небе прямо у меня над головой. Я начал размышлять, может ли одна из них упасть, а если это произойдет, то заденет ли она меня; потом я вдруг широко раскрыл глаза, и в небе получилось совсем другое расположение звезд. Земля подо мной была твердой, мышцы немного сводило, но чистый свежий воздух, полный жалящего холода, очистил кровь, выгнал из нутра все яды, и я почувствовал себя таким свежим, будто проспал целый месяц.
