– Может быть, оно и так. Но шеф велел мне привезти тебя, и ты вернешься.
– Откуда машина?
– Взял напрокат по дороге. А вон там у меня – самолет.
Похищение, что и говорить, подготовлено и проведено по всем правилам.
– Как бы там ни было, лейтенант, я рад, что мы друзья. А то ведь ты мог бы обидеться и ничего мне не рассказать.
Он рассмеялся. Водитель полуобернулся, потом снова глаза его уставились на дорогу.
Машина взревела, проделала серию скачков по неважной дороге с такой скоростью, что я мог всем телом почувствовать, как трудно живется всем ее пружинам.
Я пристроился в углу и погрузился в размышления. Клейншмидт откусил кончик сигары и закурил. Было тихо. Если не считать свиста холодного ветра да урчания мотора. Несколько раз мы пересекали песчаные барханы, длинные белые щупальца пустыни, принесенные ветром.
Мы были в пути уже около получаса, когда взошла бледная, изрытая оспинами кратеров старая луна, а спустя несколько минут машина замедлила ход.
Квадрат разноцветных огней обозначал периметр летного поля. Водитель сбавил скорость, фарой поискал поворот, нашел его и подъехал к квадрату. Сразу же я услышал рев авиационного двигателя и увидел огоньки, зажегшиеся на самолете.
Клейншмидт сказал водителю:
– Мне нужна расписка, чтобы я мог подтвердить свои расходы.
Водитель взял деньги, выписал квитанцию. Клейншмидт схватил мой саквояж, и мы вышли на холод.
Винт самолета монотонно вращался. Крупный песок хрустел под нашими ногами…
– Меня вышвырнут со службы, если узнают, что я хоть что-то тебе рассказал. Предполагается, что ты вступишь в кабинет шефа, не имея ни малейшего понятия о том, что происходит вокруг и что произойдет с тобой, – буркнул сквозь зубы Клейншмидт.
– Что за строгости! – воскликнул я.
Клейншмидт измерил взглядом расстояние от нас до самолета, замедлил шаг, чтобы не подойти слишком быстро.
– В какое время ты оставил Берту Кул в отеле «Сал-Сагев»? – спросил он.
– Точно не скажу. Но было немногим более восьми.
– Куда ты направился?
– Вниз, в свой номер.
– Что ты там делал?
– Собирался.
– Ты не стал выписываться из отеля?
– Нет. Я оставил это для Берты. Они бы все равно приписали мне еще сутки за номер, а Берта у нас казначей. Она знала, что я уезжаю.
– Ты ни с кем ни о чем не разговаривал в отеле?
– Нет. Собрал саквояж и вышел. Оставил записку для Берты на конторке в номере.
– Этот саквояж – весь твой багаж?
– Да, а в чем дело, в конце концов?
Он – тихо:
– Кое-кто убит. Шеф полагает, что ты можешь иметь к этому убийству какое-то отношение. Не знаю, что заставляет его так думать, но кто-то ему намекнул. Он считает, что это серьезная версия. Но ты не теряй головы. И после того как мы зайдем в самолет, чтоб ни слова.
– Спасибо, лейтенант.
– Да ладно, не за что, – пробормотал он. – Просто продолжай прокручивать в своих мозгах то, что услышал сейчас, и постарайся раздобыть себе алиби.
– На какое время?
– От без десяти девять до отправления поезда.
– Увы, не смогу. Я приехал на вокзал около девяти и сразу сел в вагон.
– Проводник тебя не запомнил?
– Нет. Он с кем-то разговаривал. У меня легкий саквояж, и я вошел по ступенькам вагона без посторонней помощи. Я устал, сразу разделся. Лег.
– Прибереги все это на потом, – произнес Клейншмидт.
Перед самолетом возникла фигура пилота.
– Готово? – спросил Клейншмидт.
– Все в порядке. Прыгайте в самолет.
Мы вскарабкались в низкую кабину одномоторного самолета. Пилот посмотрел на меня с любопытством и спросил:
– Когда-нибудь летали на таких?
– Да.
– В курсе насчет ремня безопасности и прочего?
– Да.
Пилот задернул за собой шторку, двигатель взревел. Колеса несколько раз подпрыгнули, и мы резко набрали высоту, пересекая линию цветных огней внизу. Впереди прорезался описывающий круги луч авиационного маяка. Клейншмидт похлопал меня по колену, приложил палец к губам, поставил мой саквояж так, что тот оказался прижатым его ногой к стенке. Вне моей досягаемости. А раз так, он закрыл глаза и почти сразу начал храпеть.
Я и не думал, что он спит. Нечто вроде ловушки расставил? Чтобы посмотреть, не попытаюсь ли я достать что-нибудь из своего саквояжа. Краем ботинка он упирался в угол саквояжа, так что почувствовал бы сразу, если б я попытался дотронуться до саквояжа.
