— Если вы не возражаете, — сказал Первый Спикер, ясно давая понять, что не потерпит никаких возражений, — мы уменьшим увеличение, чтобы увидеть как можно больше одновременно.
Аккуратно напечатанные значки истончились до волосяных линий — стали крохотными закорючками на жемчужном поле.
Первый Спикер коснулся клавиатуры, встроенной в ручку кресла.
— Мы начнем со времени жизни Селдона и зададим небольшое поступательное движение. Включим обтюратор, чтобы за один миг видеть десятилетнее развитие. Так получается чудесное ощущение потока истории без отвлечений на мелочи. Интересно, вы так делали когда-нибудь?
— В точности так — не делал, Первый Спикер.
— А надо бы. Чудесное ощущение. Посмотрите на ажурное сплетение черных линий в начале. В первые декады не было вероятных альтернатив. Однако количество разветвлений экспоненциально увеличивается со временем. Если бы после выбора конкретной ветви не исключался обширный массив других ветвей в будущем, скоро все стало бы неуправляемым. Конечно, работая с будущим, мы должны очень осторожно выбирать, что удалить.
— Я знаю, Первый Спикер. — Гендибалу не удалось полностью скрыть оттенок сухости в ответе.
Первый Спикер никак не отреагировал на это.
— Обратите внимание на извилистые строчки красных символов, они образуют схему. Мы знаем, что они должны возникать случайно, по мере того как каждый Спикер завоевывает свое место, уточняя первоначальный План Селдона. Казалось бы, невозможно предсказать, как конкретный Спикер проявит свои наклонности. Однако я давно подозревал, что смешение черного селдонского и красного спикерского следует закону, который, в основном, не зависит ни от чего, кроме времени.
Гендибал следил, как тонкие черные и красные линии с течением лет сплетались в завораживающий узор. Хотя, конечно, сам по себе этот узор не имел смысла, смысл имели составляющие его символы.
В разных местах начали возникать синие цепочки, они выпячивались, ветвились, становились все заметнее, потом исчезали, растворяясь в черном и красном.
— Синий цвет Девиаций, — сказал Первый Спикер, и отвращение, возникшее в обоих Спикерах, заполнило пространство между ними.
— Мы вылавливаем его, а он появляется снова и снова, и в конце концов мы вступаем в Век Девиаций.
Это стало видно. Разрушительный феномен Мула обрушился на Галактику, и Прим-радиант внезапно заполнился густыми разветвляющимися синими цепочками, они возникали так часто, что их не успевали закрывать, синих строчек становилось все больше, и вот они заляпали (другого слова просто не подберешь) всю стену. Казалось, сама комната посинела.
Явление достигло максимума, и синее начало редеть, отдельные ручейки собрались в один поток на целый век, потом поток стал тонкой струйкой и наконец пересох, когда План вернулся к черному и красному, и стало ясно, что это время, в котором уже поработала рука Прима Палвера.
Дальше, дальше…
— Вот и наше время, — удовлетворенно сказал Первый Спикер. Строчки собрались в черный узел с редкими красными прожилками.
— Дальше идет уже Вторая Империя, — сказал Первый Спикер. Он выключил Прим-радиант, и зажегся обычный свет.
— Зрелище впечатляет, — сказал Гендибал.
— Да, — улыбнулся Первый Спикер, — но вы это хорошо скрывали. Впрочем, неважно. Позвольте мне остановиться на некоторых вопросах. Во-первых, вы видите, что после эпохи Палвера, примерно, в течение двадцати декад, девиационный синий почти отсутствует. Затем вы видите, что на протяжении следующих пяти веков не предполагается Девиаций выше пятого класса. Вы видите также, что мы приступили к уточнению психоистории Второй Империи. Как вам несомненно известно, Хари Селдон, хотя и был выдающимся гением, не мог предвидеть всего. Мы усовершенствовали его теорию и знаем о психоистории больше, чем он. Селдон довел свои вычисления до Второй Империи, а мы их продолжили. Собственно, отбросив ложную скромность, новый Имперский План — дело моих рук, за него я и получил свой нынешний пост.
Я говорю это вам, чтобы вы избавили меня от ненужных споров. Как вы умудрились, зная все это, прийти к заключению, что План Селдона бессмыслица? План безупречен. Лучшее доказательство его безупречности тот факт, что он пережил Век Девиаций (хотя я отдаю должное и гению Палвера).
