Он точно знал, что кресло Первого Спикера так или иначе ему гарантировано, а достойной целью, к которой следовало стремиться, считал получение этого кресла в молодости. Сам Прим Палвер занял эту должность в сорок два года.
Когда Гендибал сделал это заявление на собеседовании, у экзаменатора изменилось выражение лица, а Гендибал уже достаточно был знаком с психоязыком, так что вполне мог истолковать эту перемену. Он точно знал, как будто экзаменатор объявил это, что в его личном деле будет записано, что он — трудный случай.
Что ж, конечно!
Гендибал и хотел быть трудным случаем.
Теперь ему было тридцать лет (и через два месяца исполнялся тридцать один), а он уже стал членом Стола Спикеров. У него оставалось еще девять лет, чтобы стать Первым Спикером, и он был уверен в успехе.
Эта беседа с Первым Спикером была решающей для Гендибала, и он готовился к тому, чтобы произвести нужное впечатление; впрочем, психоязыком он владел настолько, что на его шлифовку усилий тратить не приходилось.
Когда два Спикера Второго Сообщества общаются друг с другом, их язык не похож ни на какой другой в Галактике. Это язык слов, быстрых жестов, передачи ментальных движений, картин и еще чего-то.
Посторонний практически ничего бы не услышал, а Спикеры за короткое время обменялись бы мыслями и сведениями, которых не смог бы понять и пересказать никто, кроме них.
Язык Спикеров давал преимущество в скорости и утонченности, но зато не позволял утаить, что думал говорящий о своем собеседнике.
А Гендибал думал о Первом Спикере, что этот человек миновал свой ментальный расцвет. Гендибал считал, что Первый Спикер не ждет кризиса, не готов к кризису и не сможет справиться с кризисом, если кризис наступит.
При всем своем обаянии Шандес был из тех, кто ведет к поражению.
Все это Гендибал должен был скрыть не только в выражении лица, жестах и словах, но и в мыслях. Но как добиться, чтобы Первый Спикер ничего не учуял, Гендибал не знал.
Гендибал чувствовал также, что за демонстративным радушием и дружелюбием Шандес прячет снисходительность и ехидство. Поэтому он постарался, насколько смог, укрепить свою ментальную систему, чтобы не выдать ответного раздражения.
Первый Спикер откинулся на спинку кресла. Ноги на стол он не положил, но смешал самоуверенность с неофициальным дружелюбием в такой пропорции, чтобы Гендибал не подумал, будто произвел эффект своим заявлением.
Гендибала не пригласили сесть и этим ограничили возможность скрыть неуверенность в себе, очевидно, это было сделано нарочно.
— План Селдона бессмыслица? — сказал Шандес. — Примечательное заявление! Вы давно смотрели Прим-радиант, Спикер Гендибал?
— Я его часто изучаю, Первый Спикер, для меня это не только обязанность, но и удовольствие.
— Хотя это маловероятно, но может быть, вы изучаете только те его части, которые подпадают под ваш надзор? Может быть, вы смотрите его в микромасштабе — там систему уравнений, там цепочку преобразований? Это, конечно, необходимо, но я всегда считал полезным упражнением время от времени обозревать весь общий ход. Изучение Прим-радианта акр за акром — обязанность, а видеть его целиком — это вдохновляет. Сказать по правде, Спикер, я давно его не смотрел. Не присоединитесь ли ко мне?
Гендибал не стал затягивать паузу. Придется смотреть с Первым Спикером Прим-радиант, и надо это сделать любезно и легко или не делать вообще.
— Это для меня большая честь и удовольствие, Первый Спикер.
И Первый Спикер нажал на рычажок сбоку стола. Такое устройство было в кабинете каждого Спикера, и кабинет Гендибала ни в чем не уступал кабинету Первого Спикера. Второе Сообщество придерживалось принципа равных прав для всех его членов, по крайней мере, во внешних проявлениях. И единственное официальное отличие Первого Спикера было выражено в его титуле — он всегда говорил первым.
После того, как Шандес нажал на рычаг, в комнате стало темно, потом установился серебристый полусвет, две стены засветились бледно-кремовым светом, потом стали ярче и белее и, наконец, на них появились уравнения, напечатанные так мелко, что их было трудно прочесть.