— Так за водоемом сброса! Дома от испарений гниют... Но бабы отличные! Условно освобожденные.
Освобожденные от условностей.
— Ходил там к одной...
— Ну? — проговорил я. Хотя все уже было ясно: идем не туда.
Пека вдруг надолго умолк. Да, если с такой скоростью ходил — не дождешься.
— А скорее нельзя?
— Скорее только гонорея.
Достойный ответ.
— Правда, предупреждали меня: к этой не ходи. Но гонор!
Но гонорара нам не видать.
— Обратно иду. Дай, думаю, искупаюсь!
— А месяц какой?
— Декабрь... Ну так парит все!
Пейзаж, видимо, напоминает Стикс. Я бы не поплыл.
— Отплываю так всего метров шестьсот. Устал после той...
Условно раскрепощенной.
— Выхожу на берег — шмоток нет.
— Отлично!
— В сторонке какой-то хмырь сидит, курит на отвале породы. А я без трусов — ну, в пару все! Подхожу, папиросу прошу. «Ты чего-то потерял?» — интересуется. «Да, — говорю. — Все». — «Ай-ай-ай! И с чего это такое с тобой? Не догадываешься?» — «На хрен мне догадываться?» — «Тогда идем». Отошли с ним к шоссейке. Стоит пикап. Рука такая своеобразная торчит из окошка: три «перстня» нарисовано. Шерстяной! «Кто будешь?» — спрашивает. Хмырь подсказывает: «Бугор с “Полярной”. Знаю его». Шерстяной подивился: «Так у него еще и желание по бабам гулять?» Все знают — на «полярке» у нас полный набор: и газы, и радиация, и горение руд. Только самые «строгие» там — ну и мы, специалисты. «Хорошо устроился, — Шерстяной говорит. — Так чего надо тебе?» — «Трусы! — четко докладываю. — Партбилет!» — «Все?» — «А чего еще?» — удивляюсь. «Правильно отвечаешь! Но учти — еще у той биксы появишься, найдут тебя вот тут, в отвале, но никто не узнает тебя».
Хороший сценарий вырисовывается о рабочем классе!
— Ну и что?
— Что — бросил к ней ходить. Себе дороже!
Романтики никакой. Понимаю, кажется, почему его во ВГИК не хотели брать.
— Ничего не получится! — произнес я в сердцах. — Вуз этот вряд ли поможет тебе.
— Ты поможешь! А то чем Родине гордиться? — нагло Пека сказал.
— ...Ну... дальше! — выговорил я.
— ...Освободился батя, стал дома бывать...
— Бывать?
— Ну да, партизанские привычки. В основном пребывал неизвестно где.
Спецзадание.
— А выпив, кулаком бацал: «Мы не р-рабы!» Мать насмешливо спрашивает: «А кто ж ты?» — «Царь горы!»
— Ну, а сейчас ты это дело вроде подхватил? — осторожно спросил я. Не оборвать бы ниточку.
— Ну! А куда денешься? Пьяницу от любимого дела не отучишь. Работаем, — скромно Пека сказал.
— Тогда продолжаем! — я прохрипел.
Глубокой ночью мы оба, обессиленные, пластом лежали на полу нашей каморки. И вдруг со скрипом отъехала дверца, и прекрасная комендантша своими дивными белыми ногами запихнула к нам полосатый матрас.
— А цыпа эта доиграется, — произнес Пека. — Пол-Федора я ей засажу.
— Ты щедр.
Проснулся я от каких-то ритмичных скрипов. Лежал, смежив веки. Неужто это он уже исполняет страшную свою месть в отношении комендантши? Вот он, рабочий напор! И какое-то полыхание. Северное сияние, что ли, сюда провел? Смело открыл глаза... Господи, это он челку свою расчесывает металлической гребенкой — другая, видимо, не берет!
— В один дом приличный хочу тебя отвести. Жениться думаю.
Если я не лежал бы — упал! Клиент мой неожиданно открылся светлой стороной.
— А сейчас, что ли, утро уже?
— Еще день.
Да, денек емкий получился!
— Ну, одеты вроде нормально, — оценил Пека. — Идем.
Мы шли через Кожевенную слободу, вдоль Яузы. Май, тепло! Лужи пышно окаймлены пушистым тополиным пухом, темнеющим к середине от краев.
— Дед его кожемякой был...
— Чей?
Пека удивленно остановился.
— Чего — чей? Кузьмина!
— Так мы к нему, что ли, идем?
— Ну!
Лихие он выбирает маршруты.
— А по себе дерево рубишь? — поинтересовался я.
— Так меня, сына каторжного, на спецфакультет взял!
Это я слышал уже. А потом на эту же каторгу и направил.
Любит Пека непосильные рубежи.
— Дед его кожемякой был. Мял портфели...
Выбор удачный.
— Намял дом.
И теперь, понимаю, мы туда идем?
Про деда как раз я готов был послушать: думал, отдохну, в сценарий это вряд ли войдет.
— Все шишки государства, с царской еще поры, в очереди стояли за портфелем его. И лыбились подобострастно: «Вот кто на самом деле портфели нам раздает!»
