Там было еще несколько вычислительных и логических задач, которые Эвери решить не смог или, по крайней мере, не захотел тратить на них время и силы, — и он отложил их. Все это заняло у него около 45 минут. В общем, он более или менее сносно ответил на 33 вопроса. Но самое интересное и занимательное оказалось на последнем листке. На листе, разделенном на три части, было написано следующее:
«а) Если бы вы были Высшим Существом, вы предоставили бы жизни неограниченные возможности или каким-либо образом ограничили ее развитие?
б) Если бы вы были Высшим Существом, как вы думаете, вы понимали бы значение Смерти?
в) Если бы вы были Высшим Существом, что для вас было бы важнее: смерть вируса или рождение Галактики?»
Эвери написал:
а) предоставил бы неограниченное развитие; б) нет; в) смерть вируса.
Он положил карандаш и еще раз подумал, что все это очень тонко разработанная шутка. Очень и очень тонко разработанная.
Он закурил еще одну сигарету, подошел к говорящей пишущей машинке и отстучал:
«Обезьяна заработала свой банан, черт возьми. Задание выполнено. Коэффициент интеллекта — скверный. Теперь я претендую на обещанную бесценную награду».
Машинка ответила:
«Положите, пожалуйста, листы на поднос в нишу».
«Я что-то неправильно понял?»
«Вас усыпят, пока ваши ответы обрабатываются. Для этого вам рекомендуется принять удобную позу».
«Придурки!» — отстучал Эвери.
Он поставил чашки и все остальное на поднос, скомкал листки с вопросами, засунул их в чашку и поставил все это в нишу. Панель закрылась.
Эвери сел на постель и стал ждать.
Минут десять ничего не происходило.
Затем вдруг, почти мгновенно, одна стена металлической камеры исчезла, и за ней оказалась другая камера, в точности, как его собственная.
За одним лишь исключением.
В ней была женщина.
Но уже другая.
Это была блондинка лет двадцати пяти. По крайней мере, подумал Эвери, выглядит она на двадцать пять, у нее одно из тех тонких, нежных, не имеющих возраста лицо, которое может принадлежать и юной девушке, и моложавой сорокалетней женщине.
Она была одета в красную шелковую блузку и облегающие черные брюки, а накрашена так, словно собралась на вечеринку. Эвери смущенно вспомнил, что верхние пуговицы его рубашки расстегнуты, — он надевал галстук только в исключительных случаях, — а по мятым брюкам сразу было ясно, что он в них спал.
Все это пронеслось у него в голове — такие смешные, в общем-то незначительные мелочи — за те несколько секунд, когда он стоял, словно в столбняке, не в силах сдвинуться с места или заговорить.
Она первая пришла в себя. И первая заговорила.
Она подбежала к нему, как если бы играла хорошо знакомую роль.
— О, слава Богу! Слава Богу! Я не знаю, кто вы и почему вы здесь… Но, по крайней мере, вы человек. А я уж было подумала, что никогда не увижу больше человеческого лица.
У нее был приятный голос и безукоризненная дикция. Умолкнув, она вдруг разрыдалась. И прежде чем Эвери сообразил, что делает, он обнял ее и крепко прижал к себе.
Неужели и это сон?
— Успокойтесь, — услышал он собственный прерывающийся голос. — Успокойтесь. — И потом совсем уж некстати: — Во всяком случае, мы еще живы.
Она высвободилась из его объятий:
— Черт, я размазала всю косметику… Как вас зовут?
— Ричард Эвери. А вас?
Она лукаво улыбнулась:
— Вы что, не смотрите телевизор? Господи, как глупо. Конечно, какой уж здесь телевизор.
И тут он вспомнил:
— Напротив, я часто смотрю его. Только стараюсь избегать этих бесконечных больничных сериалов. Конечно же, вы — Барбара Майлз.
— Во плоти, — ответила она.
Эвери улыбнулся:
— Совсем не обязательно. У меня есть предположение, что все это мне снится.
— Кошмар на двоих, — отпарировала она. — Но, Бога ради, что все это значит?
— Провалиться мне, если я знаю. А вы понимаете, как вы сюда попали?
Она покачала головой:
— Последнее, что я помню, так это те проклятые бриллианты, я еще подумала, что они, должно быть, отвалились от какого-нибудь кольца — хотя для этого они были, пожалуй, слишком велики. Помню, я наклонилась, чтобы потрогать их. И все исчезло.
И тут Эвери вспомнил. Вспомнил о кристаллах, снова увидел их в своем воображении — светящиеся, холодные, блестящие.
