Боже, как это звучало! Молитва, зов – даже не знаю, какие правильные слова подобрать, но не столь важно, на что была похожа моя реплика, потому что в ответ я услышал:
– Где ты?
– Дома.
– Где ты живешь?
В самом деле, ведь Элизабет никогда раньше не бывала у меня. Я сказал адрес.
– Буду через полчаса.
Я начал ходить туда-сюда по квартире. Убрано у меня или нет, сейчас было наплевать. Просто внутри что-то засияло, потому как я начал снова верить, что не так уж и одинок. Пробравшись к уголку дивана, я сел, обхватил колени руками и закрыл глаза, но, понимая, что не могу уснуть, снял с себя свитер и отправился обратно на балкон. На улице светило солнце, у меня под окнами шелестела зеленая листва. Я посмотрел вдаль и увидел огромную, лежащую под моими ногами равнину с журчащей рекой между покрытыми сочной травой холмами. Как же было тепло. За горизонтом кучились облака, а полнеба разрезала радуга.
– Это рай. Папа, ты где-то здесь!
Звук домофона разбудил меня. Я так и сидел в углу кровати с затекшими руками в ни черта не снятом свитере. Встряхивая кисти, чтобы разогнать кровь, я подошел к висящей на стене трубке и ответил.
– Наполеон, не морозь меня, пожалуйста, здесь. Я приехала.
Кое-как нажав на кнопку еще затекшими руками и сказав этаж, я встал в проходе, открыв дверь, в ожидании.
Шли секунды. Двери лифта открылись. Элизабет еще не успела показаться, а ощущение тепла и света уже настигало меня. Дорогая дубленка, высокие ботфорты, кожаная сумка на правом плече, снег на все тех же вьющихся русых волосах, родное, только теперь уже невероятно женственное и взрослое лицо – вот то, что я увидел. И никакого кольца на пальце.
– Заходи скорее греться, – сказал я Лизе и закрыл за ней дверь.
– Дай я тебя обниму, умник, – произнесла моя подруга и бросилась мне на шею. Снег с ее волос таял на моих щеках, и даже от этого мне было очень тепло.
Я помог Лизе раздеться и сказал:
– Только давай не будем устраивать традиционных посиделок на кухне, а пойдем в комнату. Если ты, конечно, не голодна.
– Разумеется, я же из дома.
Я забрался в тот самый угол дивана – не знаю, чем он сегодня так полюбился мне, а Лиза последовала моему примеру и села в противоположный.
– Ну как ты, Наполеон? Говори обо всем, что хочешь, от чего тебе будет легче или спокойнее – как знаешь. Все поддержу.
– Послезавтра похороны. Мы уже выбрали ритуальное агентство, отец сам все оплатил, как бы нелепо это ни звучало… он знал, что уже не выйдет из больницы.
– Как смиренно.
– Я рад тому, что он дождался меня из армии.
– Ты служил? – удивилась Лиза.
– Ах, ты же ничего не знаешь. Я вернулся домой из десантуры этой весной.
– Всегда знала, что ты настоящий мужчина, – с искренней гордостью сказала Элизабет.
– Если б это был признак мужества. Последние полдня я весь в соплях провел.
– Хороший мой, – протянула она, ты должен был проводить его достойно. Твои слезы – твоя любовь. Родители уходят лишь однажды – неужели они не достойны того, чтобы раз в жизни мы не сдерживались ради них?
– Смотрю я на тебя, Элизабет, и хоть что-то светлое рождается в моей безумной голове. Спасибо, что пришла.
Я сидел, зажатый сам собой в угол и не мог оторвать от Лизы глаз. Что-то невероятно сильно тянуло меня к ней. Не любовь, не влечение… Может, ощущение детства? Но я видел перед собой уже зрелую девушку, и за это короткое время у меня дома начал воспринимать ее именно такой. Загадка. Главное, что мне было очень уютно от того, что она просто была рядом.
– Как я могла тебя оставить, мой хороший?
– Ну мы же, не сговариваясь, оставили друг друга на столько лет.
– Иди сюда, хватит сидеть там в углу.
Я переполз по кровати к Элизабет и положил голову ей на ноги. Пальцы ее ладони моментально проникли в мою шевелюру, и я не мог понять, кем ощущаю себя: котом, ребенком, или мужчиной. После армии и полугода почти рабского труда, от женской ласки у меня подкашивались коленки. По крайней мере, они делали бы это, если б я стоял. Мы молча находились в таком положении на протяжении минут пятнадцати. Лиза гладила мою голову, а я наслаждался и впитывал запах ее тела. Женщина… Столь долгое воздержание так обострило восприятие всех прикосновений и яркость реакции обонятельных рецепторов! Давно забытое желание начало медленно наполнять меня, да так сильно, как будто все это происходило в первый раз. Даже голова кружилась. Я разве что не мурчал, и в тот момент понимал, что барьеров, которые раньше стояли между мной и Элизабет, больше не существует. Я перевернулся на другой бок и посмотрел своей старой подруге в глаза.
