Я всегда был неравнодушен к этому инструменту, прославившему имена Страдивари и Ванессы Мэй, особенно с тех пор, как узнал, что скрипачи тратят месяцы на одно только разучивание позиций, которые потом они должны так же благополучно забыть. За стеклом в записывающей комнате осталась лишь она одна, скрипачка с каштановыми волосами, изящной фигуркой и тонкими пальчиками.
– Как тебя зовут? – спросил я в свой микрофон.
– Виктория.
– Победа, значит, – улыбнулся я, – так вот, Виктория, ты должна внести победный штрих в вашу композицию. Не знаю, считаешь ли ты скрипку столь же значимой, как я, мой тебе совет – поверь в это, хотя бы пока мы работаем вместе. И забудь про плавность – сегодня нам нужны рывки и экспрессия.
Ни с кем из состава я не работал так долго. Часа два мы трудились над партией, вдохновение захлестывало меня, и я мучил бедные пальчики, заставляя извлекать смычком все новые и новые звуки.
– Вика, ты сильно устала? – спросил я, когда понял, что меня не остановить.
– Я хочу закончить сегодня.
– Уже очень поздно, давай хотя бы отпустим твоих ребят, мы с ними уже ничего не запишем сегодня.
– Хорошо, – послушно сказала Виктория.
– Тогда передохнем и заодно попрощаемся с ними.
Мы с Викой пришли в комнату для отдыха гостей и объяснили остальной части группы ситуацию.
– Я отвезу ее домой, не переживайте. Посреди ночи у меня все равно никого не намечается, – успокоил я мужчин, беспокоившихся о безопасности своей коллеги.
Отправив коллектив домой, мы с Викторией снова разошлись в свои комнаты, по две стороны от перегородки, и я попросил ее сыграть самую длинную финальную часть. Включив аккомпанемент, я устремил взгляд на пальцы этой хрупкой девушки и понял, что влюбился. Нет, не в нее, а в ее игру. Хотя и сама Вика была весьма недурна.
К трем часам ночи мы закончили. В комнатах гремели барабаны и ревели гитары – комплекс работал круглосуточно и жил своей жизнью.
– Хочешь кофе, чай или сразу поедем домой?
– Давай домой, я сегодня выложилась, как могла.
Мы сели в мою новую машину и покатили по пустой ночной Москве.
– Ты теперь, наверное, ненавидишь меня? – спросил я, входя в очередной поворот.
– Я же сама хотела, чтоб они все ушли, а мы с тобой остались.
– Звучит так, будто ты не ушла вовсе не из-за незавершенной партии.
– Ну да, звучит так, – засмеялась Вика, но разубеждать меня не стала.
Я даже немного занервничал, но тут мы подъехали к ее дому.
– Спасибо, Наполеон, жди нас снова, – сказала скрипачка и по-дружески поцеловала меня на прощание в щеку.
Как же остро все это воспринималось после стольких лет без любви.
– Так, Наполеон, только не вздумай снова влюбиться, – сказал я куда-то в лобовое стекло, разворачивая автомобиль, – хотя…
Она просто миленькая, только и всего. Это я уже додумал про себя.
На следующий день Виктория пришла раньше остальных. Мы поздоровались, она по-детски свела вместе пальчики рук и сказала:
– Я хочу послушать на свежую голову, что у нас получилось вчера.
– Да сегодня, а не вчера, – улыбнулся я и впустил Вику в свою священную комнату звукорежиссера.
Девушка села рядом со мной, и я уловил слабый аромат ее нежных духов. Пощелкав нужные папки и подкрутив пару регуляторов на микшере, я включил завершенное мною сегодня в плане сведения и мастеринга произведение. Мониторы играли нам в уши, Вика смотрела через стекло на место, где она вчера записывалась, а я созерцал ее восторженные глаза.
– Ты волшебник, – с неким придыханием сказала девушка, – как тебе это удалось?
– Просто мы все очень хорошо поняли друг друга, – скромно ответил я.
Через несколько минут в комнату постучались, я встал, открыл дверь и впустил внутрь подъехавший остальной состав коллектива. Мы еще раз послушали вчерашнюю работу, и я был безумно рад тому, что произведение произвело на всех не меньший эффект, чем на Вику.
– Это невероятно воодушевляет, Наполеон, – сказал мне лидер группы, ты готов продолжать сегодня?
– Конечно, только давайте разбавим тяжелую атмосферу и побалуемся легким фолком.
В общей сложности я провел с коллективом больше двух недель потрясающей работы, и почти всякий раз Вика находила причины задержаться или приехать пораньше. Ребятам она говорила, что я лучше чувствую ее, когда мы вдвоем, хотя я уверен, что они уже шептались о чем-то у нас за спиной, но надо отдать им должное – лишних вопросов никто не задавал и все делали вид, что ничего не происходит. Мне же все происходящее невероятно льстило, не более. Видимо, я слишком очерствел за последнее время.
