И все-таки они гениальны. От этих песен, над которыми мы работали вместе, у меня бегали мурашки по коже, а эта проклятая скрипка так и выворачивала все внутри меня, как будто Вика водила смычком мне прямо по аорте. Божественно. Со всеми паузами, шутками, благодарностями все это затянулось больше, чем на час.
– Мы хотим сказать слова благодарности, – заговорил вокалист в перерыве между песнями, – одному невероятно талантливому человеку, который всего за пару недель раскрыл в нас то, чего мы не смогли сделать сами. Это наш звукорежиссер, без которого не было бы альбома, выходящего сегодня в продажи, Наполеон Мрия!
Зал начал рукоплескать.
– Я хотел бы узнать, есть ли он сегодня в зале?
Деваться было некуда. Из самого конца зала я приподнял руку и тут же попал в освещение прожектора.
– Он, как всегда, скромен, – с улыбкой сказал вокалист, чем вызвал умиленный, возможно, наигранный гул аудитории.
– Наполеон, тебе мы посвящаем завершающую наш концерт композицию.
Барабанщик начал настукивать сбивчивый ритм, потом по одному стали подключаться остальные музыканты, играя рывками, экспрессивно, но крайне душевно. Я был тронут до глубины души. Мне никогда в жизни ничего не посвящали, а этот instrumental они, видимо, написали за прошедшую неделю.
– Спасибо! – сказал вокалист после последней ноты.
Поклон, сотни рукопожатий, и все начали медленно разбредаться. Участники группы поочередно подошли ко мне со словами благодарности, Вика же держалась в стороне.
– Не переоценивайте моих возможностей, – сказал я, – и жду вас снова в «Somniator»!
И вот только сейчас, когда ребята оставили меня одного, Виктория подошла ко мне.
– Ты восхитительно выглядишь сегодня, – сказал я ей, – но только сегодня!
Мы засмеялись.
– Очень оригинальная, прямо-таки новая шутка! – подколола меня Вика. – Спасибо, что пришел.
– А у меня был выбор?
– Здесь сейчас будет вечеринка, останешься?
– И ты будешь танцевать в платье, на каблуках?
– Не впервой, поверь. Я так понимаю, что и сейчас выбора у тебя нет, – довольно проговорила Виктория.
– Ну конечно!
Через полтора часа мы, уже изрядно выпившие, вовсю танцевали под музыку, очень далекую от звучавших совсем недавно акустических напевов. Устав, мы присели на кожаные диванчики там, откуда я наблюдал за концертом, подальше от толпы. В голове все кружилось, эмоции зашкаливали, алкоголь бил в мозг, в пах и по чувству страха. Я приобнял Вику и начал медленно втягивать запах ее волос. Проклятая мания обоняния! Девушка сидела с бокалом в руках и вовсе не собиралась мне мешать. Постепенно я начал целовать Вике щеку раз, второй, третий.
– А в губы слабо? – неожиданно спросила она, повернув ко мне свое личико.
В такой ситуации уже было глупо о чем-либо думать. Да и алкоголь в крови считал точно так же. И мы поцеловались.
О нет, это было вовсе не так страстно и рьяно, впопыхах, как было до сих пор, когда я добивался вожделенную женщину! Это был один из самых спокойных, аккуратных и нежных поцелуев в моей жизни. И один из самых долгих.
– Доволен? – спросила Вика, облизывая губы.
– А как ты думаешь? – радостно спросил я, изображая некое подобие лукавой ухмылки.
– Тогда снова танцевать!
Она вытащила меня в толпу людей, и теперь я позволял себе обнять эту женщину и целовать посреди танцпола. Я радовался. Нет, это не было ощущением счастья, но все же эндорфин наполнял меня.
Вскоре мы вышли на улицу. Уже было светло, дороги еще пустовали.
– Я совсем забыл, что был за рулем, – хлопнул я себя по лбу, – ну что ж, тогда на метро или на попутке.
Вика повернулась ко мне лицом и почти томным голосом произнесла:
– А ты для начала скажи куда.
– Домой.
– Я понимаю. Домой или по домам?
– Эй, – сказал я, подцепив один из Викиных локонов на палец, – больно уж ты шустрая для девушки!
– Больно уж я пьяная! А с чего ты взял, что я бы согласилась на одно из двух возможных предложений? Может, я просто хотела проверить, насколько ты наглый?
– Аккуратнее с высказываниями! – злорадно сказал я. – Меня очень легко спровоцировать.
– На что же?
– На протест.
Виктория начала громко смеяться.
– Ну и кому же ты от этого сделаешь хуже?
