Ему захотелось сделать Юлии подарок.
«Дорогой может скомпрометировать, а мелочи всегда раздражают», – рассуждал он.
Он подумал об оригинальных египетских сувенирах, естественно, с художественной оригинальностью.
«Что же можно подобрать? Пожалуй, какую-нибудь брошку или браслет…»
Роман Григорьевич долго выбирал браслет в форме змейки… тонкий, изящный… То, что он был не очень дорогой, сначала его остановило. Но, взглянув на него внимательно, он с удовольствием оценил дизайн и привлекательность.
«Славно. Все-таки романтика искусства не так уж вредна…» – заключил он.
Он подобрал в других магазинах еще несколько вещей, которые, по его мнению, могли ей понравиться.
Буквально за день до отъезда он подошел к Юлии, когда в офисе никого не было:
– Я хотел бы отметить свой отъезд небольшим подарком.
Юлия нежно посмотрела на него. Он протянул ей браслет.
– Спасибо… Какой красивый… Интересная змейка, – отреагировала она.
– Я помню… как в первый день она вас привлекла, – напомнил он.
Юлия молча и с восхищением рассматривала браслет.
– Я приготовил еще… кое-что, – он пошел к столу, чтобы достать другие подарки.
– Нет нет, Роман…Григорьевич, больше ничего не надо… Не обижайтесь… я ничего не возьму.
Чтобы сгладить замешательство, он произнес:
– Подарки… всегда приятно не только вручать, но и выбирать для близкого человека…
– Знаю, – отреагировала она, но браслет не надела.
Роман Григорьевич с надеждой посмотрел на Юлию, а она опустила глаза:
– Вы настоящий и близкий… друг для меня…
Он потух, но неожиданно у него вырвалась фраза Гиппиус из девятнадцатого века:
– Дружба всегда лунная… и только любовь солнечная.
Юлия молчала.
Вечером он решил подарить ей свои стихи. В голове сразу родились рифмы:
Соцветье юности и красоты —
Как синь-вода, волшебная дорога.
В них искушенья лепестки,
Незримой истины тревога.
К ней манит ароматный мед исканий
Печалей жалящий укус
И терпкое вино желаний,
Сомнений и раздумий горький вкус.
Роман Григорьевич прочитал, ему понравилось, и он добавил:
Ворвался свежий ветер озорной
Поднял опавший желтый лист
Он рад забыть сухой покой
И обожать, как прирученный лис.
Он понимал, что написанное всегда сильней и когда-то дойдет до цели. Он помнил, как в юности сам, оторванный надолго от дома, ждал письма вдалеке от родных и знакомых. И по истечение времени сухие и невыразительные строки приобретают свою значимую ценность тех незыблемых связей между людьми. В минуты истинной свободы он перечитывал и наслаждался каждой строчкой старых писем. Важно было само внимание, которое было обращено только к нему. Общение через письмо всегда тоньше и чище, чем мимолетный разговор или общение на людях.
Сейчас как-то по-отечески хотелось покровительства и добра, будто погладить по головке ребенка.
В памяти были нежный взгляд голубых глаз и волосы Юлии, будто Магдалины, блудной, страстной, притягивающей, красивой и неотвратимой.
Немного подумав, он написал:
Прекрасны Вы в любом наряде,
И меркнет суета в небесном Вашем взгляде.
И нежный принц с иной планеты похож на Вас,
Головкой одуванчика, голубизною светлых глаз.
Как тайный свет с других планет
Не обижает твердое, безжалостное «нет».
Ведь жизнь всегда права,
Когда она бесстрастна и мудра.
Безумно хочется в ответ
На миг забыть холодные слова.
Но так заканчивать ему не хотелось и, он добавил:
Надежды робкие несут обманы лишь одни.
И грезят миражи, а миром правит мысль.
Так дай Вам Бог большой любви!
В ней, несомненно, главный смысл.
Написанные стихи он передал ей в руки перед самым отъездом в аэропорт. В конверт он вложил адрес своей личной электронной почты, оставляя надежду, хотя и слабую. Ему не хотелось читать и тем более видеть ее реакцию при прочтении.
При прощании она подарила или скорее передала ему на память папирус из Луксора, где их имена были изображены вместе. Рисунок этот поражал своей жизненной сказочностью и гармоничной простотой общения мужчины и женщины.
– Спасибо… Это будет напоминать мне о вас, – Роман Григорьевич покорно взял папирус из рук Юлии.
Провожать она его не поехала, и он мрачно сидел в машине такси.
Дорога стояла колом, а вокруг все летело: фонарные столбы, деревья, кусты, неожиданно вырастающие открытые пространства. Безысходная серость пейзажа растворяла мысли, и улетающие вдаль реальные картины, как миражи, мелькали, но не оставались в глазах.
