Юлия, поняв его, также произнесла «ты». Тепло этого слова заставило его встрепенуться.
– Можно поехать после работы вечером.
– В пробках мы проедем весь вечер.
– Можем вернуться утром прямо на работу.
– Я сплю дома.
– Извини, я грубо сказал.
– Да… грубо…
– Вы похожи на дьяволенка, – неожиданно выпалил он, переходя опять на «вы».
– Скорее… дьяволицу, – медленно вторила она.
– Я не хотел обидеть, – начал, было он, но Юлия прервала его:
– Да-да… странно, что вы это заметили… я, действительно, чувствую в себе что-то подобное…
– Что же?
– Сама не знаю… Не могу выразить, но чувствую…
– Выходит, чувствую и я.
– Ваш немодный романтизм виной тому, – улыбнулась она.
– …А вы знаете, что кого звали «Белой дьяволицей» в самое романтическое время в России.
– Нет… Да какое-мне дело до этого!
– Я в вас чувствую энергию необычной любви… Именно Зинаида Гиппиус, сподвижница и подруга Блока, обладала этим качеством.
– Возможно, – игриво улыбнулась она, – Вы удивительный пессимист.
– Поймите меня… Не от хорошей жизни.
– Я все знаю и вижу, но не могу… вы поймите меня тоже.
– Интересно, что же для вас я?
– Мужчина никогда до конца не поймет женщину… Да-да… Каждое внимание, каждое ухаживание, каждая любовь вселяет силу и уверенность в женское сердце… В любви мы перерождаемся… Мы себе неподвластны… Вы понимаете?
– Не знаю…
– Для романтиков любовь вечна, а для меня… скоротечна… Всего лишь миг…
Погода за окном продолжала портиться. Ветер крепчал.
Облака летели стремительно, оставляя за собой рваные дыры и немыслимые узоры. Казалось, что земля внимает и радуется, как власть непобедимого ветра властвует и побеждает.
Стрелка спидометра опять поползла вправо. Этот разговор на грани разгула стихии снова сблизил их. Роман держал руки на руле и смотрел на дорогу, а она сидела справа и прятала неуверенный взгляд.
Она не скрывала, что ей было интересно с ним, и даже приятен его старомодный романтизм, свободные оригинальные мысли об окружающем, разговоры о поэзии, музыке.
– «Может, я немного увлеклась?» – услышала она свои раздумья.
Она опять испуганно посмотрела на спидометр.
– Вам пора участвовать в «Формуле-1», – услышал он вновь ее голос и привычное «вы».
Он отпустил педаль газа.
– А тебе не хочется самой сесть за руль? – неожиданно для себя выпалил он, опять упирая на «ты».
– Нет… сейчас не хочется…
– Мне всегда хочется ощущать скорость вместе с… – он немного замялся.
– Да вместе… приятно, – перебила холодно она.
Юлия часто теперь сидела одна в импровизированном кабинете Романа Григорьевича. И ему было теперь трудно запросто войти к ней.
Но его несказанно влекло, и что-то сверху заставляло войти.
Увидев ровный почти равнодушный взгляд, он искал настойчивую малейшую зацепку для отвлеченного от работы разговора.
– Вам покажется странным, но ноги меня сами несут к вам.
– Странные ноги…
– Я сейчас больше вижу много странного в себе сам.
Молчаливый вопросительный взгляд Романа Григорьевича все-таки проявлял интерес в ее глазах.
– Не то, чтобы совсем странно… просто небольшой комплекс… – отвечала она, имея в виду разницу почти в тридцать лет.
Он напрягся и ждал, не понимая чего. Ему был не совсем понятен смысл этих слов в устах этой колдуньи, которая заворожила своим взглядом.
– Вы, Роман, – она немного запнулась, – Вы из другого, ушедшего времени… Как бы вам объяснить… Я не могу объяснить себе любовь… А вот порыв был… своей романтикой вы ее зажгли…
Роман Григорьевич впился глазами в Юлию.
Она сухо продолжала:
– Но вся эта романтика яйца выеденного не стоит…
Он не стал продолжать и настаивать на чем-либо. Это было глупо и неуместно.
Он продолжал ее видеть каждый день. Это было приятно и доставляло радость. Встречаясь взглядом, он все-таки видел надежду. При встрече ее глаза на мгновение теряли будничную скуку и светились неподдельным интересом.
– Я очень рад Вас видеть, – сказал он однажды в порыве.
– Я тоже, – качнула она красивой головкой, – Не рекомендую принимать все так близко к сердцу… К сожалению, не всегда бывает в жизни так, как мы этого хотим.
