— Хорошее дело нам сослужил. А то сейчас мы были бы на полпути к Гванде, а там бы нас уже ждали.
Совсем стемнело, и мы вернулись обратно на дорогу, рассредоточившись по обеим ее сторонам. Мелкий камень и песок хрустели под ногами. Огромная и яркая африканская луна вышла театрально покрасоваться, как это она обычно делала, словно для съемок очередного фильма типа «сафари» — две красивые женщины, муж-выпивоха и белый красавец-охотник, который любит выкурить трубку и пострелять слонов и буйволов. Но для нас ничего хорошего в этом Голливуде не было. Хотя бы потому, что было слишком светло. Нас легко заметили бы на этой дороге, тянущейся через бесконечную степь, и мы стали бы прекрасными мишенями, если бы Гванде вдруг взбрело в голову вернуться назад и устроить нам засаду.
Я шел по одной стороне дороги, Ван Рейс — по другой. Когда ты командир, то должен быть впереди, и тут уж было не до опасений насчет ирландца. У меня не было уверенности, чью сторону займет Кесслер, если ирландец схватится за оружие. В Тиббзе я был уверен куда больше. Помимо безрассудства и вечной бравады было в нем нечто такое, что вызывало уважение, и он мне начал нравиться. Вообще-то, я не думаю, что этот черный умник из Дотана так уж сильно нравился мне, мне нравились лишь некоторые его качества. В какой-то момент Тиббз может выступить против меня, но в свое время и по какой-то собственной причине (он сам это решит), а не будет подыгрывать этому шуту Смиту.
Впереди мне послышались неясные звуки и показалось, что я вижу какие-то тени. Я приготовился стрелять, но Ван Рейс успокоил меня, сообщив, что это не что иное, как маленькое стадо зебр, перебежавшее дорогу.
— Через минуту ты услышишь их запах.
Мы прошли в хорошем темпе пять миль, и я объявил привал. В этом месте рядом с дорогой был глубокий узкий овраг, и я сказал своим, что если кто хочет курить, то пусть спускается вниз.
— И смотрите — траву не подожгите.
Чего нам не хватало, так это пожара. Пламя побежало бы по степи со скоростью двадцать миль в час.
Мы с Ван Рейсом присели на корточки и отхлебнули воды из фляг. У меня в кармане рубашки лежал настоящий качественный жевательный табак. Ножом я отрезал кусок и протянул его Ван Рейсу, который, как и большинство южноафриканских голландцев, знал толк в этом деле. Было довольно холодно. Шакалы выступали со своим обычным репертуаром, но чуяли нас и держались на дистанции. Хорошо, если и Гванда так же поступает, подумал я. Мне «полковник» совсем ни к чему, пока я как следует не подготовился к встрече с ним.
— Как ты думаешь, Гванда может попытаться сегодня же воспользоваться проходом? — спросил я южноафриканца.
— Маловероятно, — глухо ответил он. Он сплюнул табак, и комок прочертил серебристую линию в лунном свете. — У Гванды сегодня был большой день, он захочет отпраздновать его. Гванда пьяница, он упивается насмерть при каждом удобном случае. На сержантское жалование он не мог позволить себе пить от души. А теперь, когда идет эта война, у него совсем другая жизнь. Он берет что хочет. Отвечая на твой вопрос, скажу, что мы выйдем на Гванду задолго до того, как он направится в проход Зану. По крайней мере, я думаю, что мы достанем его по эту сторону прохода.
Никем не потревоженные, мы прошли еще пяток миль и снова сделали перекур. Через десять минут мы опять были в пути. Итого мы прошли миль десять, и нам оставалось пройти еще десять-пятнадцать до встречи с Гвандой. Пока шагалось легко, но вскоре я почувствовал, что появляется усталость, людьми овладевает напряжение. Все они прошли солдатскую службу, но у меня была всего неделя, чтобы привести их в боевую форму. Впрочем, такие форсированные марши редко бывают в современных армиях.
Через некоторое время после второго привала кое-кто начал тихо ворчать. Это явление нормальное, пусть поворчат. Пусть клянутся про себя отомстить мне самым страшным образом за свои муки, лишь бы на ногах держались. Я знал, что их усталость как рукой снимет, когда мы определим, где находится лагерь Гванды.
Через час пути показалось, что проход Зану вот-вот откроется перед нами, хотя до него оставалось еще несколько миль. Дорога стала подниматься в гору, степная местность кончилась, начали попадаться деревья. Чем выше мы поднимались, тем холоднее становилось. Дорога шла то вверх, то вниз. Впереди был Мозамбик. Снова показалась железная дорога, шедшая здесь параллельно нашей. Железная дорога была намного новее автомобильной, строители сделали ее более прямой. Через милю я услышал журчание воды. Мы с Ван Рейсом вышли первыми на берег мелкого каменистого ручья и увидели уходящие в воду следы шин, вновь появляющиеся на другом берегу. Я дал Ван Рейсу еще кусочек жевательного табака.
