— Не люблю выхваляться.
— Будешь нынче с урожаем?
— Осенью подсчитаем, подытожим.
— Вот кому охотно пожму руку — Сагайдачному! Привет тебе, далекий родич запорожцев Иван Сагайдачный! Ты среди нас самый молодой. Ой, руку, руку не жми! Сдавил, как клещами!
— Силенка еще имеется! — смеясь, ответил Сагайдачный.
— Тебе быть бы борцом, Сагайдачный, а не секретарем райкома.
— Так я и есть борец… за высокие урожаи!
— Федорченко! Давненько тебя не видел. Ты всегда в тени, за чужими спинами.
— Так спокойнее.
— Подойди, покажись! Что-то голова побелела. — Холмов обнял коренастого крепыша. — Ну что, Федорченко, как идет жизнь?
— Безостановочно. А как ты, Алексей Фомич, на бережку?
— Плохо, брат.
— Отчего же?
— Ты пенсионером еще не был? И не советую им становиться. — И ко всем: — Трудная, братцы, штука — вынужденное безделье.
— А ты к нам, на поля, по старой привычке.
— Придется.
— Ну что вы заговорили все сразу, — сказал Калиниченко. — Пленарное заседание и развернутые прения мы еще устроим. А зараз надо подумать о еде. Мы же голодные! Ольга Андреевна, не смотри на нас так испуганно. Знаю, такую ораву не накормить. Но мы сами о себе побеспокоились и в машинах припасли кое-какой провиант.
— Я вам нажарю яичницы, — сказала Ольга.
— Это дело!
— А водочку разрешишь, Ольга Андреевна?
— Разрешаю.
Шоферы принесли из машин свертки, и Калиниченко, засучив рукава и взяв себе в помощники Щедрова, занялся приготовлением обеда. Ему помогала Ольга. На кухне гремела посуда, жарилась яичница с ветчиной. На столе появились колбаса, сыр, огурцы, помидоры, редис. Федорченко поставил белоголовую поллитровку. И за столом начался тот непринужденный разговор, какой обычно бывает среди друзей и близких людей, когда они рады, что собрались вместе. Холмова до слез растрогало то, что секретари райкомов, покинув собрание партийного актива, не проехали мимо Берегового. По их веселым лицам, по тому, как они с любовью смотрели на Холмова, он видел их доброе к нему отношение. «Вспомнили, навестили, — думал он. — И у меня на душе стало радостно. Ведь сколько лет работали вместе…»
— Как же мне разделить эту штуку? — озабоченно сказал Федорченко. — Трудная задача!
— Мне не надо, — сказал Холмов. — Не могу.
— Хоть малость, Алексей Фомич. Ради такого случая.
— Хоть пригуби за компанию! — поддержал Щедров.
— Порции получаются мизерные, — сказал Сагайдачный, боязливо ставя на стол вторую поллитровку. — Вот еще добавка.
— Алексей Фомич, Сагайдачный до сих пор тебя побаивается, — заметил Калиниченко. — Смотри, как он робко поставил бутылку. Ставит, а сам с тебя глаз не сводит.
— Иван, неужели правда боишься меня?
— Не боюсь, Алексей Фомич, а уважаю.
— Вот и расцедил всем поровну, — весело сказал Федорченко. — По сто граммов — не более.
Выпили за встречу, закусили, и за столом стало еще веселее и шумнее.
— Ну что на собрании актива, друзья? — спросил Холмов. — Какие проблемы?
— Проблема одна — хлеб! — за всех ответил Щедров. — Скоро косовица.
— Андрей Андреевич передавал привет, — сказал Калиниченко. — Просил сказать, что собирается навестить тебя.
— Мое отсутствие на активе небось не заметили? — нарочито грустно спросил Холмов.
— Заметили, но что поделаешь.
— Значит, говоришь, трудновата пенсионная житуха?
— Может, это мне без привычки, — ответил Холмов. — В чем беда? В Южном у меня всегда не хватало времени, а в Береговом девать его некуда.
— И как же коротаешь деньки? — поинтересовался Федорченко.
— Книги выручают. Ленина перечитываю. Делаю выписки, записи. Для себя. Может, со временем лекцию прочитаю.
— Надоест читать — приезжай к нам, в любой район, — сказал Щедров.
— Ехать что! — улыбаясь Щедрову, ответил Холмов. — Мне хочется пешком пройти по знакомым дорогам.
— Зачем? — удивился Калиниченко. — В век машин — и пешком? Чепуха! Ты только дай знать, и машина будет стоять у твоего двора. Садись и езжай.
— Установим очередь, — предложил Щедров. — Неделю в одном районе, вторую — в другом.
— Это можно, — согласился Холмов. — А как нынче с пшеничкой?
— Где как. По-разному.
— У везучего Сагайдачного и нынче пшеница стеной стоит, — сказал Щедров. — Везет Сагайдачному!
